Читать книгу - "Ливонское зерцало - Сергей Михайлович Зайцев"

домов. В иные моменты, когда особенно светлело, ему приходилось прятаться за ближайший угол. Осторожно выглядывая из-за угла, он следил за удаляющимися по улице тенями, ждал полной темноты. Впрочем Николаус мог бы теперь и не спешить; он догадался уже, куда они — Мартина и эти четверо парней-эстов — идут. В церковь деревенскую. И Хинрик ему намекал весьма прозрачно, и прислуга, слышал не раз, между собой шепталась, что в церкви пылауской проходят иными ночами некие тайные службы, и сходится будто на службы не простой народ — колдуны и ведьмы, и сам Сатана будто в образе идола их привечает, и обществом демонов — слуг своих, инкубов и суккубов — их одаривает и так поощряет. Рассказывали, что уже очень многие из местных посещают те службы, те шабаши, и даже показывали тех людей друг другу: «Вот — он!», «Вот — она!»... И говорили, что будет этих людей, почитателей Сатаны, ещё больше, ибо множатся они быстро, ибо оживился Сатана, видя беды людские, искушает, искушает, заманивает, голодных и нищих, страдающих, ни за грош скупает. Говорил и старый ландмейстер Фюрстенберг им с Удо при встрече — что многие ливонцы ропщут, что недовольны принятием новоизобретённой веры — аугсбургского исповедания, считают, что истинная вера церковная была ими предана, оттого наступили и множатся несчастья земли ливонской, и эти недовольные, протестуя, тайно обращаются к дьяволу и устраивают чёрные мессы с песнями и танцами, с попойками и обжорством, с оргиями, кончающимися содомией и свальным грехом, с ведьмиными родами на алтаре и человеческими жертвоприношениями, детоубийством чаще всего. Стремясь к свободе и протестуя, они меры не знают, и свобода у них обращается в разнузданность, а протест всё усиливается безнаказанностью; извращённая свобода их живо попадает в поле греха, ибо чего же ещё, как не запретного, но сладкого, греховного, может желать примитивный ум, долгое время скованный жёсткими установлениями, ограничениями христианской веры?.. Ещё много шептались в замке о том, что госпожа Фелиция вовсе не больна, что она попросту — ведьма, предавшаяся дьяволу, князю греха, и говорили, что никакая дурная кровь не мучит её, и даже совсем ничто её не мучит, говорили, что попросту дурачится высокородная дама от скуки, морочит барону и домашним головы, а вместе с ними — и учёному лекарю Лейдеману. И на тайных службах будто именно благородная Фелиция задаёт собранию тон.

Пока Николаус, стараясь оставаться незамеченным, шёл по улице за Мартиной и работниками из замка, он встретил ещё и других каких-то людей, которые, несмотря на редкое по силе ненастье, тоже покинули свои дома и преодолевали отчаянные порывы ветра, закрывались от секущего дождя клобуками, пробирались к церкви Святого Себастьяна. И чем ближе подходил Николаус к церкви, тем больше видел этих людей, идущих, видимо, на ту тайную службу, о какой он только что думал. На деревенской площади он уже увидел этих людей немало. Группами и поодиночке чёрными тенями они стояли тут и там, но в церковь не входили, ожидая какого-то условленного часа. Все эти люди стояли в молчании. Их стояние на площади, их неподвижность в разгулявшейся стихии, их мрачное молчание могли бы какого-нибудь человека послабее духом привести в трепет и обратить в бегство. Но это уж был бы не про Николауса разговор.

Прикрывая лицо полями шляпы, Николаус шёл к церкви. Он опасался одного — потерять в толпе Мартину и её сопровождающих. Но оказалось — легко уследить за идущими в толпе стоящих. Да Николаус мог идти за ними и с закрытыми глазами, поскольку сквозь завывание ветра и шум дождя хорошо слышал знакомый перестук деревянных башмаков служанки.

Парни, работники из замка, шли уверенно и всячески оберегали Мартину, чтобы её кто-нибудь не задел ненароком плечом, не толкнул. Если кто-то оказывался у них на пути, они его попросту отодвигали, и никто им слова поперёк не сказал. Крестьянскими суконными плащами, грубыми, но надёжными, они прикрывали Мартину от ветра и дождя.

Когда на ступеньках церкви эти парни и Мартина попали на несколько мгновений в свет фонаря, Николаус успел заметить, что одеты они все нарядно — будто на праздник собрались, будто явились на бал!..

Он уже догадывался, кто правил этот бал.

Стараясь особенно не отстать, Николаус проскользнул в знакомую уже дверь церкви.

В коридоре он прижался к стене, прислушался и осторожно осмотрелся. Вход в собственно храм был закрыт высокой чугунной решёткой; в полутьме угадывались алтарь и большое распятие над ним; бледными, устремлёнными в высь пятнами виделись окна церкви за алтарём. В коридоре слева была приоткрыта дверь какой-то комнаты, назначения которой Николаус не знал; из-за этой двери падал свет. Проходя мимо, Николаус заглянул в эту комнату; там прямо на полу сидели три ландскнехта вокруг большого барабана и, разыгрывая что-то, бросали на барабан игральные кости. Они были так увлечены игрой, что забыли приглядывать за коридором. Один из кнехтов встряхивал кости в кубке, другие следили за его руками, чтобы не сжульничал.

Беззвучным шагом Николаус устремился в конец коридора. Только сюда могли пойти те, за кем он увязался. С правой стороны он увидел ещё три двери. Две из них оказались заперты. Последняя дверь подалась. Отворив её, Николаус прислушался... Перестук деревянных башмаков Мартины был едва слышен. Перестук раздавался откуда-то снизу; здесь, за этой дверью, не комната была, а лестница.

Николаус решительно ступил на первую ступеньку и осторожно притворил за собой дверь. Ему бы не помешали сейчас свеча или факел. Но не имелось у Николауса ни того, ни другого.

Он уже бывал несколько раз в пылауской церкви: и один приходил, и присутствовал на службе; многое успел в этом огромном здании неплохо изучить. Однако здесь, в боковом коридоре, за последней дверью бывать ему ещё не доводилось. Николаус едва не упал, ибо ступеньки оказались очень круты. Первое время он продвигался, придерживаясь обеими руками за стены. После того, как лестница повернула вправо, впереди забрезжил свет; это сопровождающие освещали Мартине дорогу.

Призывно стучали по каменному полу деревянные башмачки...

Скоро Николаус почуял некий запах. Сначала он не понял, что это был за запах, просто не придал ему значения. Но когда запах стал слышен сильнее, когда он стал достаточно едким для того, чтобы на него нельзя было не обратить внимание, Николаус узнал в нём запах серы.

Верно, курильницы почитателей Сатаны чадили вовсю — не иначе, как у Антихриста нынче был большой праздник.

Николаус продвигался в темноте с предосторожностями. Ему совсем не хотелось быть обнаруженным здесь теми, за