Читать книгу - "Новые миры взамен старых - Ирина Владимировна Скарятина"

без каких-либо внешних признаков насилия, а скорее в коварной манере змеи, ползущей по дивным полям благоухающих цветов и являющей собой скрытую опасность, эта новая тенденция, или, лучше сказать, подводное течение отразилось не только на жизни идиллического озера, но, как мы выяснили позже, и на всей Италии от Комо до Палермо. Милан, Венеция, Флоренция, Рим и Неаполь – все они оказались похожими в этом отношении. Это не было политическим прессингом, или ссорами антагонистических партий, или случайными вспышками гнева каморры и мафии; это не было вызвано ни вялой отсталостью, ни отсутствием развития – напротив, во многих сферах итальянской жизни наблюдался значительный прогресс, – однако чувствовалось нечто неопределённое, тяжёлое и гнетущее, наполненное элементами опасности и страха, которое остановило волны сентиментальных песен о любви, неизменно захлёстывавшие Италию, целиком изменив и даже смирив её шумных, весёлых, жизнерадостных, безответственных и безудержных сыновей и дочерей.

Они были не то чтобы несчастны, но скорее похожи на детей, которых неожиданно отдали в строгую школу, жёстко приказав вести себя как можно лучше, – немного растерянных, немного грустных, немного испуганных и всё время настороже.

Улицы больше не являлись отвратительно запачканными, да и нигде не наблюдалось особой неряшливости и грязи. Италия была приведена в порядок, в этом нет сомнений. Нищие больше не ныли и не ходили по пятам несчастных форестье́ри112, превращая их жизнь в ад. Лоточники, продавцы открыток, разносчики филигранных, коралловых и мозаичных сувениров, лодочники, извозчики, носильщики – все бывшие надоедалы стали смиренными, будто невидимая сильная и тяжёлая рука собрала их и держала железной хваткой. Это, разумеется, было бы только к лучшему, если бы не существовало того гнетущего чувства страха, которое явно охватило большинство людей пожилого и среднего возраста. Но молодёжь, как и повсюду в быстро меняющемся европейском мире, стала зримым продуктом этой новой жизни, и точно так же, как комсомольцы в СССР или юные гитлеровцы в Германии, выглядела весёлой и энергичной, с гордо вскинутой головой и глазами, сияющими энтузиазмом по поводу новых идеалов. Их победно и вызывающе поднятые ввысь, чтобы мог видеть весь мир, знамёна несли на себе пламенные лозунги Новой Италии.

Исчезли хриплые старческие голоса, певшие "О, Со́ле Ми́о", и "Са́нта-Лючи́я", и "Фуникули́, Фуникула́". Вместо этого миллионы юных голосов нынче поют "Джовине́цца"113 и звенят неистовыми восхвалениями в адрес своего лидера, Иль Ду́че114. В этом слепом обожании диктатора, будь то Гитлер, Дольфус или Муссолини, несомненно, заключается главное отличие молодёжи Центральной Европы от советской, которая не славит лишь Сталина или кого-то ещё, но чья преданность направлена на систему, а не на личность. Если б Гитлер или Муссолини умерли, восторженные голоса молодых людей затихли бы до тех пор, пока те не нашли бы другого кумира, которому они могли бы поклоняться и за кем следовать. Но в Советском Союзе, кто бы ни умер, молодёжь продолжает движение к своему идеалу: построению нового социалистического государства для народных масс. Даже когда Ленин стал умершим пророком живой религии, национальной легендарной фигурой, продолжающей доминировать в умах людей, молодёжь России не остановилась, а пошла по его стопам, следуя его заветам, которые для них остаются столь же актуальными, как и при его жизни, и сплотившись вокруг его идейного преемника Сталина. Как однажды заметил в беседе со мной один молодой комсомолец по поводу европейских диктаторов: "Всё это ошибочно! Не следует поклоняться человеку, даже если он создатель идеологической системы. Взгляните на нас. Хотя есть Маркс, Ленин, Сталин и многие другие, но мы идём не за людьми, а за учением".

Молодая Италия, пылающая новым патриотическим задором, распевающая повсюду "Джовине́цца" и "Ля Па́трия"115, марширующая, славящая Иль Ду́че и вопящая о триумфальном римском духе, который вернулся, чтобы сражаться и одерживать сокрушительные победы, выглядела для меня абсолютно новой страной, и те изменения, которые произошли с тех пор, как я побывала здесь в последний раз юной девушкой вместе со своей мамой, опять оказались такими, какие редко увидишь в жизни.

Мои старые итальянские друзья с грустью вспоминали о тех давно минувших днях, как о ком-то из близких, кто умер и был похоронен, и снова, как и везде в Европе, мы могли ясно видеть чётко очерченные демаркационные линии между старым и новым. Мировая война, подобно какому-то апокрифическому чудовищу, исказила всё, перечеркнув прошлое, уничтожив привычные эволюционные периоды, ускорив темп жизни и придав подрастающим поколениям совершенно иной облик. Родители и их дети говорили отныне на разных языках и, как в Вавилонской башне, больше друг друга не понимали. Умы пожилых людей находились в смятении, а молодёжь, дерзко уверенная в себе, страстно и смело устремлялась вперёд, навстречу неизвестному будущему, манившему, как прекрасный мираж.

Но всё же этот энтузиазм, этот милитаристский дух, пробуждённый Муссолини, несмотря на его самонадеянность и блеск, для большинства зрителей бесконечно жалок и печален. Завоевание новых миров, молодёжь с оружием в руках, тысячи и тысячи чу́дных мальчиков, идеально дисциплинированных, сытых, прекрасно смотрящихся в своих шикарных мундирах, даже пятилетние дети в военной форме, умело владеющие деревянным ружьём, – все они, марширующие к единой цели и готовые умереть за своего кумира и за величие победоносной Италии, являются не чем иным, как бедным, беспомощным пушечным мясом будущего. В подтверждение этой амбициозной и безумной мечты об экспансии Иль Ду́че, обращаясь к офицерам своей армии в Болонье после летних манёвров, воскликнул: "Договоры ничего не стоят. Лишь войны решают дела государств. Война может начаться в любой момент. Мы должны быть готовы к ней прямо сейчас".

Война стала лейтмотивом, война-агрессия. И тут снова видится резкое отличие от политики Москвы, чья могучая армия из стали, созданная человеком из стали, предназначена вовсе не для нападения, а для защиты.

Той, кто побывала в Италии ещё перед Мировой войной, её текущая эффективность казалась наиболее непривычной. Хотя невозможно было не восхищаться поминутной точностью передвижения войск в составе военных колонн, для обычной пассажирки явилось довольно странным путешествовать почти с немецким комфортом: прекрасные автомагистрали, широкие, гладкие и прямые, как стрела; огромные новые вокзалы; поезда, идущие строго по расписанию по содержащемуся в полном порядке полотну и мчащиеся сквозь цепочки туннелей – чудес инженерной мысли, которые за последние несколько лет были пробурены во многих горах. Эти идеальные дороги, пересёкшие Италию вдоль и поперёк, образуют, подобно кровеносной системе, сеть артерий, по которым можно в любой момент и в любую точку перебросить войска, чтоб удовлетворить стратегические и тактические замыслы умелого военного руководства.

И я поразилась