Читать книгу - "Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели"

– Ну конечно! Как я могла забыть. Госпожа Матильда. Когда я была девочкой, она дарила мне вышитые по кромке платки. Очень хорошая фамилия, очень!

– А где они теперь, вам известно?

– Вы же понимаете, они старше меня. Господин Робер, наверное, уже умер. А госпожа Матильда, как я слышала, в доме престарелых. Ей должно быть уже за девяносто.

– Она жива?

– Не знаю, родная.

– А в каком она доме престарелых?

– Ах, милая девочка, тоже не знаю. Как же изменился Стамбул, как изменился. Знала бы ты, как здесь было раньше.

Я почувствовала, что она сейчас снова начнет рассказывать о былом.

– Пожалуйста, Мадам, мне очень нужно найти госпожу Матильду. Не могли бы вы еще подумать?

– Зачем ты ищешь эту фамилию?

– Долго рассказывать. Я провожу исследование об университете, мне нужно задать ей несколько вопросов.

– Давай я отвечу на твои вопросы, я много знаю, в свое время училась в Нотр-Дам-де-Сион.

– Благодарю, но это связано с их семьей. Пожалуйста…

– Тогда погоди. Кажется, наш Изи говорил про госпожу Матильду. Сейчас спрошу.

Она подошла к старому черному телефону марки «Эриксон», стоящему на столике в углу. Сперва она откинула с него кружевную салфетку, затем подняла трубку и стала медленно набирать номер.

С человеком, которого, очевидно, звали Изи, она разговаривала на таком странном языке, что понять что-либо было невозможно. Звучали испанские, французские, турецкие слова. Пока она говорила, мне вспомнилась любопытная история о стамбульских сефардах.

Поскольку они приехали сюда в 1492 году, они сохранили язык времен Сервантеса, который в Испании успел сильно измениться. В Стамбул даже приезжали филологи из Мадрида, чтобы исследовать язык той эпохи: они задавали сефардам различные вопросы, но, когда разговор коснулся политики и их спросили, свободно ли им здесь живется, один сефард наполовину по-турецки, наполовину по-испански дал такой ответ:

– Las meseles del hükümet, no mos karışıyamos, то есть «мы не вмешиваемся в дела правительства».

В университете некоторые преподаватели рассказывали это как анекдот, но госпожа Рашель разговаривала с Изи именно таким образом.

– Давай, дорогой, au revoir[109], – закончила она и положила трубку.

– Мы нашли госпожу Матильду. Она, оказывается, в доме престарелых «Артиджиана» в Харбие. Постой, я угощу тебя мухаллеби[110], вчера приготовила.

– Пожалуйста, не трудитесь. Я немного спешу. Вы мне очень помогли, мадам Рашель. До свидания! – сказала я и вышла, оставив старушку с ее воспоминаниями и безнадежным одиночеством.

– До свидания, приходи снова! – попрощалась она со мной, а лицо ее выражало неописуемую тоску.

Я дошла до площади и оказалась перед историческими воротами университета. Было легко на душе от того, что мне не нужно заходить в это здание пусть даже неделю. Сев на маршрутку, я доехала до Харбие. Я не знала, куда идти, но думала, что мне подскажут дорогу. Так и вышло: я спросила у пары продавцов, и вот передо мной «Артиджиана».

Как я прочитала позже, этот дом престарелых был основан в 1838 году по указу султана Абдул-Меджида I, который выделил для этого двадцать тысяч курушей. Это был приют для стариков любого вероисповедания, оказавшихся в одиночестве в последние дни жизни. Каждый мог получить комнату, перевезти собственные вещи и жить там по желанию. Также разрешалось оставаться на ночь.

Я сказала сотрудникам на входе, что ищу Матильду Ардити, и они направили меня на второй этаж. На старинных дверях были написаны имена постояльцев – Куюмджуян, Ставропулос, Мавроматья, Серреро.

Кто знает, какие воспоминания хранят эти стены, какие трагедии, радости, какую любовь здесь помнят. Я прошла по коридору и, увидев на двери слева фамилию Ардити, постучалась и вошла. На кровати сидела престарелая женщина, увидев меня, она выпрямилась:

– Здравствуйте!

– Я ищу Матильду Ардити.

– Зачем она вам?

– Хочу немного поговорить.

– Тогда прошу вас, – ответила старушка и указала на зеленое кресло у окна. Я села.

– Вы Матильда Ардити?

– Да-да. Честно говоря, все было так давно, что я уже даже забыла, кто я.

– Это для вас, мадам, – я протянула ей букет лиловых цветов, который купила на углу, прежде чем зайти.

– Ах, как вы любезны. Как же давно мне не дарили цветов. Сто лет, двести?

– Ну не надо, мадам Ардити! Вам не настолько много лет.

– Мне уже кажется, что я живу со времени сотворения мира. Как, говорите, вас зовут?

– Майя.

– А, Майя! Мне очень нравится это имя. В Измире у наших соседей была дочь Майя, моя ровесница. Мы очень дружили. Не знаю, жива ли она еще.

– Мадам Ардити, я хотела кое-что у вас спросить.

– Пожалуйста!

– Вы помните Максимилиана?

Она помолчала, сморщила и без того морщинистый лоб и попыталась вспомнить. Затем она улыбнулась:

– Да! Максимилиан, конечно. Конечно помню.

– Он был вашим соседом на улице Насип.

– Да, улица Насип, верно.

Она старалась казаться уверенной, и оттого вела себя неестественно.

– Вы про улицу Насип в Женеве, да? – спросила она после паузы, запутавшись.

– Нет, мадам Ардити, в Стамбуле.

Помолчав еще немного, она продолжила с уверенным видом:

– Да, в Стамбуле, конечно.

– Вы помните Макса?

– Макса? А, Максимилиана… Разве можно его забыть?

– Не расскажете мне про него?

– Ах! – она игриво мне подмигнула и поманила рукой. Я пододвинула кресло.

– Давай посекретничаем, как девочки, – захихикала она. – Он был настоящий джентльмен, какой учтивый, какой богатый. Волокита, конечно, но ему можно – женщины не давали ему прохода! Стамбул моей молодости был прекрасен. Мы ходили за ручку в «Ле Бон» поесть пирожных, мне очень нравились их эклеры. Куда мы только ни ходили. Русские открыли «Петроград», там были официантки из России, хорошее было кафе.

Она сделала паузу, словно ей в голову пришло что-то еще. Затем выражение ее лица изменилось, и, как будто говоря «забудь», она вернулась к рассказу как ни в чем не бывало:

– Куда мы только ни ходили. Я делала покупки в «Карлман-Пассаже», за обувью ходила к Пацикакису. Были еще магазины «Лион», «Майер». А на бульвар Пети-Шам мы ходили в театр и послушать музыку.

Она снова замолчала, будто забыла что-то.

– Милый Макс ничего для себя не покупал. Нижнее белье и носки я брала для него у Майера. Был еще Фритц, тоже из немецких евреев. Ну и, конечно, Лазаро Франко. Его магазин закрылся не так давно, лет двадцать назад. Там продавали шторы и всякие товары для дома… Еще был салон, где я покупала шляпки… Я всегда покупала у русских, они в этом деле мастера. Была мадам Белла, над кинотеатром «Лале». Еще Мариэтта, тоже модистка. Но у меня шляпки всегда были дорогие, очень качественные. А вообще портные и шляпники были на каждом шагу.

Когда она замолкала, было видно, что она о чем-то думает. Иногда она