Читать книгу - "Патриарх Сергий - Михаил Одинцов"

Другой тогдашний ближайший соратник Сергия, епископ Серпуховской Сергий (Воскресенский), высказывался еще более определенно: «Ценой политической Декларации митрополита Сергия была куплена легализация патриархии и освобождение Церкви от обновленческого засилья»^[111].

К Декларации Сергия Страгородского будут обращаться все последующие поколения русских архиереев в России и за ее пределами. К примеру, в 1989 году, в год 400-летия установления патриаршества в России, архиепископ Куйбышевский Иоанн (Снычев), выступая на международной научно-церковной конференции, выделял две задачи, которые с помощью декларации стремился решить Сергий: во-первых, достигнуть легализации в условиях Советского государства и общества; во-вторых, преодолеть церковные расколы и сохранить преемственно-каноническую структуру Высшего церковного управления. И давал следующий ответ: «Обе задачи были трудными. Трудность первой состояла в том, что не все еще из православных дошли до ясного понимания самой легализации. Для многих она мыслилась не чем иным, как только подчинением Божьего кесариви, как измена Православию. Отсюда, естественно, всякий шаг, направляемый кем бы то ни было на сближение Церкви и Государства, уже расценивался как уклонение от истины. Трудность второй задачи заключалась в преодолении неправых мыслей о каноническом достоинстве преемственной церковной власти, передаваемой от одного лица к другому по завещанию, а не по определению Собора, и в пресечении незаконных притязаний стремившихся самочинно присвоить себе права Первосвятителя Русской церкви и стать во главе управления»^[112].

И в других своих работах, посвященных церковным расколам 1920–1930-х годов, владыка Иоанн обличал: «Никакие личные недостатки митрополита Сергия не могут служить оправданием для противников „сергианства“. Церковь признает единственную причину, наличие которой может оправдать отделение от первенствующего епископа, — публично проповедуемую ересь… Личная благонамеренность вождей раскола ни в коем случае не может служить оправданием их незаконных действий. „Ревность не по разуму“, как показывает многовековая церковная история, многократно приводила тех, кто подпадал под ее влияние, к печальному и пагубному концу»^[113].

Можно привести свидетельство и современного официального церковного историка протоиерея В. Цыпина, указывающего на тот факт, что «решительное большинство епископов и церковного народа с пониманием отнеслось к церковной политике митрополита Сергия и поддерживало его. Местоблюститель патриаршего престола в двух письмах, адресованных своему заместителю, хотя и с оговорками, согласился с неизбежностью его церковной политики и, что особенно важно, подтвердил полномочия заместителя патриаршего местоблюстителя»^[114].

Сергий совместно с Синодом предпринимает шаги к развитию политики лояльности к власти. В октябре издается указ о возобновлении поминовения государственной власти за богослужением с присовокуплением по формуле: «Еще молимся о богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея. Да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте». По сути, возобновлена прерванная традиция, идущая еще от патриарха Тихона. Кстати, особо упорствующим в нежелании произносить ее за службой митрополит Сергий говорил: «Я вынужден был сделать то, что я сделал, но если эти молитвы не дают вам покоя, не произносите их».

Тогда же в адрес ОГПУ было направлено заявление с просьбой об амнистии и облегчении участи ранее репрессированных священнослужителей. В нем подчеркивалось, что они «оказались жертвами (может быть, и не без их вины) прежнего нелегального положения нашей Церкви и прежних ее ненормальных отношений к советскому правительству». В ответ действительно были освобождены некоторые из них: архиепископы Захарий (Лобов), Ювеналий (Машковский), епископы Аркадий (Ершов) и Мануил (Лемешевский).

Сам Сергий в переписке и переговорах с «несогласными» неоднократно разъяснял и отстаивал свою позицию. Среди дошедших до нас свидетельств — его встреча с делегацией Петроградской епархии, посетившей Сергия в декабре 1927 года.

…В комнату, где находился митрополит Сергий, вошли епископ Димитрий (Любимов) и сопровождавшие его члены делегации. Молча подошли под благословение. Потом передали письма, обращения, документы, привезенные с собой… Сергий неспешно и внимательно читал поданное ему, время от времени спрашивал, уточнял, выражал мнение. Потихоньку завязалась беседа.

— Вот вы протестуете, — произнес митрополит, — а многие другие группы меня признают и выражают свое одобрение. Не могу же я считаться со всеми и угодить всем, каждой группе. Вы судите каждый со своей колокольни, а я действую для блага Русской церкви.

— Мы, владыко, — возражают петербуржцы, — тоже для блага церкви хотим трудиться. Мы не малочисленная группа, а выражаем церковно-общественное мнение Ленинградской епархии из восьми епископов, части духовенства, тысяч единомышленников верующих.

— Вам мешает принять мое воззвание политическая контрреволюционная идеология, которую, — Сергий достал одно из посланий патриарха Тихона и показал его подпись, — которую он осудил.

— Нет, владыко, мы с посланием патриарха Тихона согласны. Нам не политические убеждения, а религиозная совесть не позволяет принять то, что принимает ваша совесть… Мы стоим на точке зрения соловецкого осуждения…

— Позвольте, — перебил Сергий, — то, о чем говорите вы, написал один человек, епископ Василий (Зеленцов)… Другие же соловецкие сидельцы меня поддерживают. Да и что же особенного, что мы поминаем власть? Раз мы ее признаем, значит, и молимся за нее.

— А за Антихриста можно молиться?

— Нет, нельзя.

— А вы ручаетесь, что это не антихристова власть?

— Ручаюсь, — вдруг посерьезнев, проговорил митрополит Сергий. — Антихрист должен быть три с половиной года, а тут уже десять лет прошло.

— А дух-то антихристов: не исповедующий Христа во плоти пришедшего.

— Этот дух всегда был со времени Христа до наших дней… Какой же это Антихрист, я его не узнаю!

— Простите, владыко, вы его не узнаёте, — так может ответить только старец. А раз есть опасность, что это Антихрист, то мы и не молимся… Да и с религиозной точки зрения наши правители — не власть.