Читать книгу - "Одинокая ласточка - Чжан Лин"

заразился малярией и совсем никто не слег с брюшным тифом. В ту самую секунду, когда командир произнес имя доктора, мистер Льюис вдруг хлопнулся на землю, как будто на него наложили заклятие. Ему напекло голову, так что двое солдат подняли его и унесли. Он, наверно, впервые в жизни так долго стоял на солнцепеке, хлипкие вы все-таки, американцы.

Вот еще из интересного: раздали оружие, каждому выпускнику по винтовке. Едва курсанты взяли в руки винтовки, их глаза заблестели, и мне тут же стало понятно, что они заполучили сокровище. Призрак, ты точно никогда не видел подобного блеска, такой бывает, когда богач заметит на дороге серебряную монету или когда мышь учует запах кунжутного масла. Командир сказал, что теперь, когда у бойцов есть оружие, они могут с завтрашнего дня вступить в армию.

Призрак:

А мой хозяин Иэн? Он тоже уходит на фронт?

Милли:

Нет, он никуда не уходит, он будет здесь, в Юэху. Через два дня приедет новая партия курсантов, нужно их обучать. Из выпускников Иэн оставил в лагере 635, потому что 635 говорит по-английски – поможет ему вести занятия.

ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Милли:

Призрак, прости, что я целых два дня не приходила. Кое-что случилось, дома все вверх тормашками, и я сейчас очень нужна хозяйке, хотя она никогда в этом не признается.

Странная она девушка, моя хозяйка, никогда и никому, ни мне, ни другим, не скажет, что ей кто-то нужен, она слово “нужен” бережет так ревностно, как саму жизнь. Но мне не надо ничего говорить, я всегда чувствую, когда я ей нужна.

У пастора Билли я живу с прошлой зимы. Моим старым хозяевам, супругам-миссионерам из Швеции, из-за болезни пришлось вернуться на родину, перед отъездом они передали пастору Билли и меня, и множество домашней утвари, которую нельзя было забрать с собой. Они вытащили меня из бамбуковой корзинки (я просидела там всю дорогу), опустили на пол в гостиной (она же кабинет, она же приемная) пастора Билли и сказали:

– Милли, теперь это твой новый дом. Будь послушной девочкой.

И я осталась в этой комнате, полной мебели, книг, бутылочек и склянок. Печь из-за нехватки дров не топили, на сером кирпичном полу разлилось холодное белое пятно – отсвет вечернего солнца, глаза и нос колол запах лизола. Это был мир незнакомых цветов, запахов, незнакомого света, и мне было в нем зябко и одиноко. Я робко вжалась в угол, и мне захотелось плакать.

В эту минуту ко мне подошла юная девушка, обняла меня и спрятала в мягком гнездышке у себя на руках. Она ничего не сказала, только прижалась ко мне лицом, и я мигом запомнила, как пахнет ее кожа – землей, растениями и антисептиком. Этот запах не был приятным, но успокаивал. Я увидела, что руки, которые меня обнимают, дрожат вместе с моим телом, и вдруг поняла: я нужна ей так же, как она нужна мне. Мне нужно, чтобы ее руки заключали меня в теплое гнездышко, пусть даже с запахом антисептика, а ей нужно, чтобы я заполнила собой пустоту в ее жизни.

С тех пор она стала моей новой хозяйкой. Каждый раз, когда она берет меня на руки, прижимает к груди, я понимаю, что должна ее утешить. Я читаю ее мысли, а она читает мои.

Честно говоря, я по-прежнему не знаю, как мне ее называть. Если верить пастору Билли, моему полухозяину, ее зовут Стелла – Звездочка. Но Иэн так не думает. Иэн считает, что ее зовут Уинд – Ветер. Из-за того, что Иэн – твой хозяин, я, конечно, прислушиваюсь к нему чуточку больше. Давай я пока буду звать ее Уинд – по крайней мере, при тебе.

На самом деле никакая она не Стелла и не Уинд. Достаточно малость приглядеться к этим двум именам, и становится ясно, какие чаяния вложили в них те, кто их придумал: пастор Билли хочет, чтобы Стелла была ориентиром в его бродячей жизни, а Иэн надеется, что Уинд всколыхнет его монотонные дни в глуши. Я еще не поняла, какое из двух имен по душе самой хозяйке, но одно я могу сказать совершенно точно: она страшно не любит, когда ее называют А-янь, именем, данным ей при рождении матерью, потому что за ним прячется прошлое, которое она не желает вспоминать. Ее прошлое – закрытая дверь, она заперла ее на сорок девять замков.

Но на днях я случайно обнаружила в этой заколоченной двери крошечную щелочку.

В Юэху зарядили дожди, похолодало, Уинд стащила с кроватей бамбуковые циновки, вычистила их, убрала и постелила вместо них матрасы. Неожиданно уволилась кухарка, она же прачка, которая проработала в церкви больше десяти лет. Пастор Билли никому не сказал, почему она ушла, но я подслушала его молитву и знаю, что эта женщина выдала своему мужу, повару китайских курсантов, какой-то секрет, который она должна была хранить. Только пастор Билли кинулся искать ей замену, как помощник по хозяйству сообщил, что его старая мать тяжело больна и он уезжает домой, чтобы проводить ее в последний путь. Церковь разом лишилась двух пар умелых рабочих рук, стирка, готовка и уборка легли на плечи Уинд, дома неизбежно прибавилось суматохи.

Расстилая для пастора Билли матрас, Уинд случайно заметила в углу кровати книгу. Пастор Билли – заядлый книгочей, книги у нас обнаруживаются в самых необычных местах: на крышке чана с водой, за умывальником, возле ночного горшка, пастор Билли оставляет их где попало. В том, что книга оказалась на кровати, не было ничего странного, но Уинд, коснувшись ее, вдруг резко отдернула руку, словно ее пальцы дотронулись до раскаленного уголька. Чуть погодя она, не удержавшись, снова взяла свою находку, залезла коленками на кровать и при свете из окна стала перебирать страницы. Судя по всему, книгу часто перечитывали: уголки обложки оттопырились, размахрились, книга распухла от множества загнутых листов. Уинд не вглядывалась в текст, она лишь привычно добралась до титульника, где отыскала написанное авторучкой имя. Она посмотрела на него как бы в забытьи, потом протянула к нему указательный палец и медленно, водя пальцем по чертам, погладила иероглифы.

Тут неожиданно вошел пастор Билли, который забыл в комнате чашку. Уинд услышала, как он толкнул дверь, живо обернулась и попыталась спрятать книгу, но было поздно. Точно пойманный с поличным грабитель, она в смятении бросила “краденое” на пол и снова принялась чистить циновку. Уинд так рьяно ее оттирала – вшшш, вшшш, – будто пыталась соскоблить с нее верхний слой.

Пастор Билли наклонился,