Читать книгу - "Свободный танец в России. История и философия - Ирина Сироткина"

Но биомеханика не умерла — лишь ушла на время в подполье. Уже в 1939 году в Институте физкультуры имени П. Ф. Лесгафта была основана кафедра биомеханики как прикладной науки, помогающей спортсменам совершенствоваться. Начиная с Лесгафта, научная биомеханика решала задачи прикладные, которые ставили перед ней гимнастика, спорт, танец, сценическое движение. Практики находили в ней много для себя полезного. Всем были известны работы Бернштейна по биомеханике; Любовь Менделеева-Блок, из актрисы сделавшаяся историком балета, ссылалась на них как на основополагающие в этой области^[740]. А преподаватель сценического движения Иван Эдмундович Кох, автор учебников, не без гордости утверждал, что приходится Бернштейну учеником^[741].

Отдельный труд ученый посвятил вопросу о том, какое движение считать ловким. Ловкость он определял как «способность двигательно выйти из любого положения… справиться с любою возникшей двигательной задачей: 1) правильно (т. е. адекватно, точно), 2) быстро (т. е. скоро и споро), 3) рационально (т. е. целесообразно и экономично), 4) находчиво (т. е. изворотливо и инициативно)»^[742]. Это было очень близко к тому, что писал Лесгафт, и к тому, что требовал от актеров Мейерхольд. Но между биомеханикой научной и театральной существовали и серьезные различия. Водораздел проходил по линии «красоты». На вопрос, следует ли включать критерий красоты в понятие ловкости, Бернштейн отвечал отрицательно: «Красота проявляется всегда как вторичный признак… Нашему взору представляется гармоничным, пластически прекрасным все то, в чем сочетается вместе целесообразность и экономичность»^[743]. В этом Гастев и Бернштейн были заодно с рационализаторами труда, главная цель которых — функциональность.

В театре, однако, действуют другие законы. Попытка Соколова создать трудовую гимнастику, которая сочетала бы эффективность с выразительностью, не удалась. Как и всякому театральному человеку, Мейерхольду было ясно, что функциональность и выразительность — разные вещи, и эффективные движения далеко не всегда наиболее экспрессивны. Оказалось, что тейлоризм в театре нельзя понимать буквально. Теория трудовых жестов — вполголоса признавали ученики Мейерхольда, — для сцены не годится; в театре должен быть другой, «театральный тейлоризм»^[744]. И театр, и танец быстро мигрировали в сторону индустриального, коллективного, массового. На сцене, на празднике, в клубе доминировал теперь «орнамент массы»^[745].