Читать книгу - "Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков"

1 июля. […] На днях ненадолго уехала в Петербург «божья коровка» — наш «храбрый» генерал Жнов; у меня самым непосредственным] образом сорвалась с языка обращенная к нему фраза: «Ну вот, теперь Вы хотя на короткое время имеете возможность отдохнуть, забывши всякую службу»; на что он так удивленно мне ответил: «Да я и не нуждаюсь в том — служба и здесь меня нисколько не беспокоит». Только тогда я спохватился, что это так, что он — аркадский принц, канцелярия обслуживается целым сонмом надежных чиновников и офицеров, а ему — лишь подписать, затем по целым дням и вечерам белых слонов по улицам гонять. Все никак не может так же, без печали и воздыхания, устроить себя здесь наш полковник, для к[ото]рого жизнь Жнова — идеал всех его вожделений! […]

4 июля. […] Наши неудачные бои под Цехановым^[502] — Праснышем в отражении подцензурной прессы описываются по обыкновению в духе «все совершается у нас великолепно, немцы же только обманываются в расчетах да глупость творят», «наш отход на второлинейные позиции был не вынужден, совершен в полном порядке и должен рассматриваться как удачный маневр, направленный к выигрышу пространства с целью противодействия планам противника» (sic!!). […]

Мой prognosis^[503] касательно успехов нашего оружия: к осени потеряем всю Польшу, Прибалтийский край до Риги, и в угрожаемое положение станет Петербург. Да неужели мы и затем должны воевать, несмотря на ясные доказательства, что мы не в состоянии бороться с немцем?!^[504] Можем ли мы отыгрываться? […]

5 июля. День тезоименитства моих сына и брата — Сергеев. Был в соборе. Первую ектенью протодиакон не столько читал, сколько пел по нотам; что-то слышалось в ней надрывное и модернистское… Удивительно хороший напев «Святый Боже…» Всё молятся о мире по всем склонениям и спряжениям. И в этом хоть чувствуется отрада. Как превосходен звон наших колоколов перед католическим! […]

Прика[ом] Верх[овного] главн[окомандующ]его от 26 июня № 524 объявляется, что «при участии наших врагов» усиленно распространяются слухи по поводу отхода нашего из Галиции — об обнаруженном предательстве. «Предваряю, — говорится в приказе, — что на всякое подпольное обвинение лиц, ни в чем не виновных, или только носящих нерусские фамилии, я буду смотреть как на недопустимую попытку внести смуту в рядах армии; с виновными в распространении слухов… несомненно идущих из вражеских источников, я повелеваю…» и т.д.

Прочел из того же приказа о награждении Перхурова орденом Владимира 4-й степени, но без мечей; это главного-то врача перевязочного отряда 35-й дивизии?? Большая несправедливость! Человек по роду своей должности все время, очевидно, находился не только под орудийным, но и под ружейным огнем. Вопиющая обида! […]

6 июля. […] Из нашей армии все выхватывают по крупным частям: после 27-й дивизии берут теперь и 53-ю дивизию; 34-й корпус растаял. В России, говорят, формируются новые корпуса и пушечного мяса еще много, но беда в том, что нет снарядов, патронов и орудий… […]

Поздно, совсем ночью, как Никодим, пришел ко мне профессор Вас[илий] Николаевич] Болдырев^[505] по делу о противогазных средствах, имеющих, как и все наши мероприятия, свою грустную историю… […]

8 июля. Праздник Казанской Божией Матери. […] Был у обедни в соборе. «Заступница усердная…» Был молебен и крестный ход. Собрался в церкви весь военный и губернский Олимп. Боже мой! Всмотрелся я сегодня в коменданта крепости Кайгородова: типичный клинической формы рамолик, выражение лица слабоумное, при осаде крепости вся, вероятно, надежда будет на его жену — полную жизни энергичную даму типа русской боярыни. Губернатор — свиты Его Вел[ичеств]а генерал-майор Шебеко^[506] — геморроидального вида субъект, но с выражением в лице, как и у нашего «храброго» полковника, импульсивной решительности сесть на белого коня, въехать в стогны мирно живущего города, всех перепороть и сжечь в нем гимназию… Был приехавший с фронта полевой атаман Покотило^[507] — толстая, благодушного вида фигура, еще — сестра милосердия фрейлина Данзас с золотой медалью на георгиевской ленте, полученной, разумеется, только потому, что все вверху стоящие у нее ручки целуют. Надо все же ей отдать справедливость за ее усердную работу. А интересно было бы математически точно учесть, много ли оказалось бы лиц, добровольно пожелавших трудиться на пользу страдающих воинов — так, безо всякой корысти, без получения всяких медалей? Было бы — увы! — весьма мало.