Читать книгу - "Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко"

Мозговой клетке соответствует элемент тонкого, индивидуального, имеющегося у каждого из нас, эфирного тела, элемент поля, с нею связанный энергетическим канальцем. Поля знаний, то есть ментального. И других тонких полей, или уровней тоже.

Информация, представляющая собой сгусток поля, воспринимается из ментального тела или ему передается соответствующей «антенной», частицей эфирного тела. Вероятно, поблизости от этой локализованной частицы эфирного тела информация и может сберегаться, как электрический заряд вблизи обкладок конденсатора.

Если информация поступила в виде сгустка поля более высокой размерности, чем эфирное тело, может существовать преобразование, позволяющее четырёх-пятимерный сгусток впихнуть в трёхмерное пространство эфирного тела.

Но, может быть функцию преобразования выполняет ментальное тело? Как мало я знаю! (Не пытается ли Миддлуотер подобрать математический аппарат для преобразования многоразмерного элемента в малоразмерный и наоборот? Знаний у него для этого достаточно?) Когда размерности сгустка и эфирного тела совпадают, ещё проще. И сигнал об информации передается по энергетическому канальцу-меридиану к нейрону. Вот мысль в ум и пришла. Когда мысль приходит в виде образа, мы пытаемся интерпретировать её моделью — словом, картинкой, мелодией. Значит, слово, звук, образ — упрощённая модель мысли.

А вот товарищ Сталин, как истый материалист, считал, что мышление вне слов невозможно, то есть полностью игнорировал зрительные, слуховые, тактильные и возможные иные образные формы. Но разве композитор или художник мыслят словами? Может ли скульптор словесно описать свою оригинальную статую, чтобы она рельефами отличалась от других и натуры? Между прочим, в этом, вероятно, специфика и одна из разгадок сталинского железного примитивистского логического мышления. И философское «мысль изреченная есть ложь» — справедливо как раз по этой причине, из-за несовершенства, примитивности подобранной сознанием и использованной им модели мысли. Но ведь каждому из нас известны и чисто мысленные образы — не зрительные, не слуховые и не связанные с прикосновениями чего-то к телу! Их и описать-то трудно. Это просто мгновенные мысленные ощущения…

Для распознавания лично распознающим свою мысль и другими людьми — чужую мысль — упрощённая модель мысли должна соответствовать требованиям, присущим также и знаковой системе, либо обладающей аналогичными с нею свойствами.

Ибо распознаются нами только знаковые системы?

Но ведь возможен приём информации, которая и не оформлена в виде знаковой системы… Возможен? Тогда перебрось мосток от экзистенции Карла Ясперса к хотя бы наипростейшей графической знаковой системе… Воспринять можно, распознать — нет. Нет — пока? Тогда зачем мне критерии, характеризующие знаковые системы — удовлетворить научное любопытство? Не получается у меня быть узким психопатологом… Помечу себе на будущее: попробовать в этом плане поработать с символическим языком «Локос», давным-давно разработанным японским специалистом Юкио Ота для международного общения в виде простых графических знаков-символов…

Джоди! Возьми, дорогая, и это на заметку…

И ещё, Джоди: посоветуюсь с Такэда и скажу ему: «Такэда-сан, мне нужно устройство, способное воспринять «азбуку Морзе» из энергетических каналов между тонкими уровнями человека и преобразовать эти сигналы в информацию, удобную для нашего с вами объективного восприятия».

Второе. Информационные сгустки поля, а их много, образуют информационный слой вокруг каждого из нас — нашу память. Своеобразные, «замороженные», законсервированные до следующего востребования мыслеформы. Операционный энергообмен совокупности трёхмерных клеток коры мозга с памятью, хранящейся в многомерном тонком теле человека, по схеме мыслительного процесса — вот работа нашего сознания. Утрата памяти — это спящие и погибшие нейроны из-за кислородного голодания от дефектного кровоснабжения.

Но ведь и вокруг каждого природного объекта существует его персональное информационное поле: вокруг муравья, вокруг булыжника, вокруг горы. Божество горы древних эллинов… Нимфы ручьёв… Они откликались, если к ним обращались герои. И время тогда было другим… Они, божества и нимфы, материализовывались сознаниями тех, кто этим знанием владел. В нимфу ручья можно было влюбиться и, материализовав до своего состояния в то время, жениться на ней, иметь от неё детей. Мифы древней Греции прямо об этом говорят. Отчего не взглянуть на мифы любых исторических возрастов и народов под сугубо реалистическим углом восприятия их содержания? Мы, если вернём себе разум, снова станем способны общаться с природой и воспринимать её отклики!

Если встать под душ, можно в буквальном смысле смыть с себя негативную информацию, которая, по-видимому, имеет низкую размерность. Информацию положительную, вероятно, имеющую более высокую размерность в сравнении с негативной, нашу память, ведь мы с себя водой не «смываем».

А у Бориса и память частично «смыло» и повредило что-то ещё. Канальцы? Энергетические меридианы соответствующих тонкоматериальных тел? По тому, что я заметила, получается, что у Бориса «не идёт» энергообмен в отношении себя, но неплохо получается в отношении других, о ком он и знать-то не должен бы. Каковы в этом русле мои действия? Что я должна предпринять? «Прочистить» меридианы, пробить их, если это действительно они не проводят сигналы? Каким образом? Что, что я должна предпринять?

А что я в самое последнее время предприняла? Смешно и грустно вспомнить это стихийное бедствие, вызванное «польским нашествием на Японию».

Приехала шикарная Эва Желязовска. Пришлось в конце концов настоять, чтобы она съехала от меня и разместилась в гостинице. У меня в стационаре полторы дюжины хроников, дающих средства для развития клиники. Часто по привычке говорю — лечебницы, — но не курорта и не иного заведения. Почему?

Потому что Станислав и Эва сразу начали совокупляться, чего я почему-то не предполагала, имея в виду платоническую «молодую горячую любовь», приличествующую почему-то театральному её выражению, и проделывали это не в самое подходящее время, когда она непредсказуемо являлась «проведать» мужа, не считаясь с внутренним распорядком, и, по-моему, в самых неподходящих местах и корпуса, и парка. Откуда угодно в любой момент могло послышаться польское: «Кохам, кохам, кохам… — Люблю, люблю, люблю…»

Как это касалось меня? Они натурально мешали работе охраны, почти развратили её. Суровые могучие бойцы пускали слюни и принимались ощупывать и почёсывать в карманах бриджей свои оживившиеся члены, едва завидев неотразимую Эву.

Кроме того, Эва натащила с собой каких-то сумок, кофров, и камера хранения сразу переполнилась. Она решила сама лечить мужа, как дома. «Кажется, у него ностальгия, элегия и весеннее обострение» — был её диагноз, поставленный певучим славянским голосом. В слове «элегия» ударение она делала на «и» и, вероятно, считала эту свою «элегию» названием заболевания мужа. Её подход живо напомнил мне сельского лекаря из давнишнего грузинского фильма «Не горюй!» Лекарь по моче больной определял, с какой ступени лестницы бедная женщина свалилась. Все болезни излечивал снадобьем, помнится, из трёх компонентов: «митиус», «фитиус» и «кальтиус». К сожалению,