Читать книгу - "Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко"

Когда Борис закончил свой рассказ, то продолжал сидеть безучастно, сложив руки на коленях. На меня не смотрел, но, чувствовалось, он непрерывно ощущал моё присутствие, а я стояла у окна лицом к парку и спиной к нему и тоже избегала обернуться и взглянуть на него. У него, как и у Стаха, совсем не было эмоций, эмоции были у меня. И я хотела тогда скрыть их от всех. Дело не только в том, что я лучше стала понимать, что мне делать, выслушав рассказ Бориса про его сон и посчитав, что это ему вспомнилось о Полине. У меня только что состоялась очередная встреча с Миддлуотером.

— Да, суть в том, — рассказывал мне Джеймс, — что Альберт Эйнштейн своей теорией относительности, в отличие от классической, ньютоновой физики, определил невозможность существования реальных физических процессов в соотношениях евклидовой трёхмерной геометрии. Физические процессы происходят в пространстве четырёхмерной геометрии.

Реальные физические процессы происходят в пространстве четырёхмерной геометрии! Трудно устоять на ногах, когда слышишь такое. Почему мы об этом выводе великого Эйнштейна не помним?! Я не верю, что он имел в виду только время, которого в действительности нет. Наше физическое пространство больше, чем трёхмерное…

Но продолжу прослушивание диктовок Бориса:

«…Я не знал больше, что ещё рассказать госпоже Одо. Как мог, добросовестно, без эмоций, я описал то, что непрошено всплыло перед моими глазами. Непонятно было, зачем всё это нужно моей ночной слушательнице, и непонятно было, чего она от меня хочет добиться. Не стану, пожалуй, её замечать, как не замечаю постоянно донимающих Фусэ и Такэда. Помнится, принимал уже такое или подобное решение. Надоели… Надоели все.

Но вот после дневного сна мне вдруг показалось, что я понял, почему госпожа Одо постоянно ведёт со мной диалог-спор и куда клонит.

Она упорно пытается подчинить меня своей воле. И разговор в последний раз произошёл с ней не три и не два дня назад, а вчера. Я подумал и продиктовал для памяти: «Не два дня, а вчера». Потом продиктовал ещё: «Самое главное — продолжать сохранять полнейшее спокойствие. Кто-то снова прорывается в моё сознание, только я настороже, ничего не выйдет. Спокойствие — вот моя оборонительная тактика и доказательство моей вменяемости, а когда наступит время — я нанесу удар, как положено, как учили, без предупреждения, внезапно. Я перехитрю ее, просто-напросто потому, что если захочу, смогу быть умнее, чем она».

Она, госпожа Одо, после ужина ничем не напоминала мне о себе. Что-то со мной, как обычно, ежевечерне, проделывал Фусэ. Зато в сером квадрате на серой стене появилось большое, почти в мой рост, достаточно привлекательное женское лицо. Я присмотрелся и вспомнил, что такое изображение называется, скорее всего, цветным слайдом. Или как-то иначе. Вот женщина в рост, вот где-то сидит, вот наклонилась над клумбой. Улыбаясь, тянет руку к ветке с яблоками. Снова портрет крупным планом. Лицо держалось на стене довольно долго, но ничего мне не говорило, я продолжал его рассматривать разве что от нечего делать.

— Ваша жена — настоящая русская красавица, — неожиданно прозвучал рядом со мной тихий голос госпожи Одо, я и не заметил, как она вошла. — Белокурые пышные волосы, красивые, редкостного серо-стального цвета, широко открытые в мир глаза… Вы узнаете её?

— Я знал на Аляске одну русскую. Да, на Аляске. Кажется, в Номе… В Ванкувере? Или в канадском Доусоне? Чем-то это лицо похоже. Правильное, открытое. Кто это?

— Ваша жена, — повторила госпожа Одо и уселась в кресло рядом со мной, я заметил это боковым зрением и обратил внимание, что тоже сижу в мягком успокаивающем кресле, откуда только оно взялось. — Полина Валерьевна Густова. Красива, верно? Вы любите её?

— Я не знаю, кто это. Кто такая жена, не знаю. Вы хотите, чтобы я в неё влюбился? — Я изумился всерьёз. — Но ведь это смешно, даже глупо — влюбиться в портрет. По-моему, было бы то же самое, что влюбиться в статую или в портрет женщины, умершей сто лет назад. Зачем?.. Но, может быть, мне просто не попадался такой портрет, в который стоило бы… Или просто предпочитал иметь дело с живыми людьми. Не знаю… Это не мои мысли. Думаю, что не мои, нет.

— Давайте рассмотрим вопрос об этой женщине чисто теоретически, — сказала госпожа Одо. Она постаралась, чтобы голос её прозвучал непререкаемо. — Вы вспомните, кто такая жена. Могли бы вы жениться на этой женщине и почему?

— Уберите этот портрет, он мешает мне. Пожалуйста.

Портрет погас, но я продолжал видеть в квадрате на стене неизвестное женское лицо, и оно не исчезало, даже когда я закрывал глаза. Фусэ закончил свои манипуляции с моим телом, попрощался и вышел. Я не знал, как и что отвечать госпоже Одо.

— Попробуйте тогда по лицу изображённой женщины детально рассказать мне о её жизни, — заговорила госпожа Одо. — Пусть вы совсем не знаете её, но ведь это не помеха свободному полёту вашей фантазии, «дзуйхицу». Я прочла вашу книгу из Сингапура. Ваши вещи доставлены из камеры хранения той гостиницы. Скажу сразу, книга не об этой женщине. И менее всего о вас. Вы только рассказывали. Хотя и опирались на безусловные реалии, но прежде всего, вы — романтик по складу мышления. Или были им, когда её писали. Вспомните и попробуйте пофантазировать.

— Мне мешает это лицо, — признался я. — Кажется, я всё о ней уже знаю. Хотя её и не знаю. Понимаете, если и знаю, то где-то глубоко внутри себя. Только не уверен, так ли это есть на самом деле… Откуда-то ко мне идёт что-то, не от картины. Это находится в вашем доме.

— Говорите же, теперь я весьма неплохо знаю эту женщину, — настаивала на своём, убеждала меня госпожа Одо. — Потом, если хотите, могу рассказать вам, в чём вы ошиблись.

— Нет, я не знаю этой женщины. Но попробую… Только… Чем меньше человек знает, тем больше он говорит. Постараюсь сказать о ней, которая на снимке, а не в жизни, вкратце, согласны?

— Прошу вас, — сказала госпожа Одо.

— Она невезучая… Это знают все, кто имел с нею дело. Они в этом убеждены…

— Почему? — Госпожа Одо спросила как-то очень по-женски, с блеснувшим в глазах любопытством. — Простите. И продолжайте, прошу вас.

— Потому что ей только кажется, что она чего-то хочет. На самом деле она заботится только о покое для себя, личном покое на каждую ближайшую минуту. И она хочет, чтобы все оставили её в покое.

— Хотите