Читать книгу - "Первая на возвращение. Аристократка в Советской России - Ирина Владимировна Скарятина"

требует Вик. – Зачем нам доплачивать двадцать долларов, если автобус достаточно хорош? Кроме того, на автобусе может быть безопаснее".

"Ну, что ж, – отвечает мужчина, – завтра утром вы сами его увидите. Всё, что я могу сказать, это то, что все автобусы очень ветхие и неудобные, и останавливаются, когда вы этого не желаете, и не останавливаются, когда вам это действительно нужно. К тому же они не защищены от дождя, частенько ломаются, и их приходится ремонтировать по дороге. В остальном с ними всё в порядке. Видите ли, в это время года, когда нет приезжих, хорошие автобусы убирают на зиму, а вместо них используют старые".

"Вон как раз катит один", – кричит шофёр, указывая на странного вида допотопную колымагу, которая тащится к нам, грохоча, как фургон, полный молочных бидонов, а его огромный брезентовый чехол уныло хлопает на ветру. Автобус до отказа набит пассажирами в бурках и папахах.

"Эй, товарищ! Как поездка?" – орёт наш шофёр, высовываясь из окна. Ему не нужно сбрасывать скорость, чтоб задать этот вопрос, так как наш автомобиль движется не быстрее, чем пару миль в час.

"Отлично. Сломались только дважды", – весело отвечает водитель автобуса, тарахтя мимо нас.

"Вопрос с транспортом на завтра решён. Мы выбираем 'Линкольн'", – объявляет Вик, и гостиничный служащий горячо заверяет нас, что мы о своём решении не пожалеем.

Наконец мы добираемся до цели и после настоящего кавказского ужина с шашлыком и красным вином ложимся спать в компактном, чистом, голом и ледяном номере. Наш кашель усиливается, и мы гадаем, не окажемся ли в итоге в тифлисской лечебнице, преодолев перевал в открытом лимузине.

"Но, – изрекает Вик, – отступать бесполезно. Подумай о холоде в Ростове и о том, что мы не можем оставаться в этом притоне. В Тифлисе, знаешь ли, может быть тепло". И мы решаем ехать дальше, даже если проснёмся совершенно больными.

Встреча Запада с Востоком

1

Утром мы поднимаемся в шесть (как ни странно, наш кашель слегка поутих), худо-бедно умываемся, поскольку горячей воды нет, а холодной очень мало, надеваем всё имеющееся у нас тёплое бельё и после завтрака, состоящего из чая с лимоном, омлета, кавказского козьего сыра и отменного ржаного хлеба, направляемся к "Линкольну", стоящему перед гостиницей и окружённому большой оравой восхищённых владикавказцев. Вид Вика в его обычных американских пальто и шляпе вызывает настоящий переполох.

"А где же его бурка? Где его папаха?" – голосит незнакомый юноша, и: "Вы не можете ехать в такой одежде, вы замёрзнете на перевале", – в смятении восклицает наш дружелюбный гостиничный служащий, в то время как толпа вторит на манер оперного хора: "Он не может так ехать, он замёрзнет".

"Что же случилось на этот раз? Что они все говорят?" – нетерпеливо интересуется Вик, видя, как местные жители, тревожно таращась, тычут в него пальцами.

"Утверждают, что ты в этом пальто обратишься в ледышку" – мягко объясняю я.

"Ну, и что с того? Какое им всем до этого дело? – бурчит он. – Хотя, конечно, это очень любезно с их стороны – обо мне беспокоиться. Скажи им, что у меня под пальто есть куча всяких тёплых вещей".

Но даже несмотря на то, что я подробно описала заинтересованной публике его нижнее бельё, ту это не удовлетворило.

"Они говорят, что тебя нужно завернуть хотя бы в несколько одеял", – поясняю я, и наконец после долгого ворчания Вик соглашается накинуть три ярких кавказских одеяла на плечи и одно на голову.

"Ну, теперь-то я выгляжу достаточно по-дурацки, чтобы всех устроить?" – раздражённо спрашивает он, и хотя я не в силах, глядя на него, удержаться от смеха, окружающие остаются крайне серьёзными и одобрительно восклицают: "Да, вот теперь всё в порядке, теперь он не окоченеет на перевале".

Итак, мы отправляемся в путь вместе с ещё одной пассажиркой – молодой русской девушкой по имени Аида, хозяином гостиницы в Орджоникидзе, главным механиком гаража и шофёром.

"Это опасное путешествие, – объясняет он, – и вы должны иметь с собой несколько компетентных специалистов на случай разных возможных происшествий".

Мы начинаем нашу поездку при хороших обстоятельствах: у нас впереди несколько часов дневного света, погода ясная и мягкая, лимузин, по всей видимости, в хорошем состоянии, и все сопровождающие – кавказские горцы, много раз в своей жизни ездившие через перевал, причём во все сезоны и в любую погоду.

Нам не требуется много времени, чтоб вырулить из небольшого городка Орджоникидзе, и, попав на открытую местность, мы созерцаем недалеко впереди гряду высоких гор, увенчанную могучим Казбеком – одной из самых высоких вершин Кавказа. Мы постоянно встречаем группы живописных аборигенов, двигающихся либо верхом, либо пешком, либо в своих типично библейских повозках, запряжённых терпеливыми волами. Наш автомобиль – единственный на дороге, и мы мчимся на хорошей скорости, как вдруг, примерно через полчаса после выезда из Орджоникидзе, раздаётся громкий хлопок, потом ритмичный стук, и наша задняя правая шина сплющивается, словно блин.

"Я так и думал! – восклицает Вик из-под одеял. – Разве я не говорил тебе, что эти шины никуда не годятся? И на них нет цепей! Мы никогда в Тифлис не доберёмся".

Однако шофёр оказывается необычайно умелым. Он быстро меняет колесо, и мы снова едем.

Следуя от Орджоникидзе вдоль реки Терек, мы вскоре достигаем первого узкого перевала, походящего на естественные ворота с высокими коричневато-серыми утёсами по обе их стороны и ведущего прямиком к главному хребту. Поток здесь сильный и бурный, так как течёт по большим валунам.

Мы пересекаем ряд небольших кряжей, прежде чем выйти к главному хребту с его знаменитейшим Дарьяльским ущельем, что прорезает его насквозь. Высоко на горе мы зрим силуэт легендарной башни царицы Тамары и голову старика, нарисованную на плоской стороне огромной скалы.

"Никто не знает, кем он нарисован. Быть может, это сделали тысячу лет назад, – мечтательно говорит один из наших кавказцев. – Вы только посмотрите на него! Он как живой, и всё же никто никогда к нему не прикасался. Некоторые местные жители даже верят, что это дело не человеческих рук".

Мы проезжаем под гигантской нависающей скалой, названной "Пронеси, Господи", поскольку она выглядит необычайно опасной и путники всегда её боялись. Дорога петляет по высоким горам, время от времени ужасно близко от обрывающейся более чем на тысячу метров пропасти, на дне которой пенится Терек. В ущелье присутствуют два воздушных потока: один ледяной, а другой, идущий с юга, чрезвычайно тёплый. И они периодически сменяют друг друга, а потому Вик то сбрасывает свои одеяла, то вновь,