Читать книгу - "Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши"

и болтают друг с другом. Чтобы развеять ностальгию, я достала дневник и стала писать маме о докторе, о том, как я танцевала с Эдвардом (на этом месте я стала притоптывать ногами), о турецких сладостях на Гранд-базаре, о том, как я ходила ужинать в изумрудном платье. Тетрадь я отложила, только когда проводник принес чай.

Потягивая чай со сливками, я воображала, что напротив меня сидит Амит. Я стала рассказывать ему, почему мне нравится путешествовать на поезде, что к ужину тут надо переодеваться и какие странные вещи сказала мне моя попутчица Агнес на прощание.

Когда поднос унесли, я стала болтать с Мирой.

– Мира, – прошептала я. – Я здесь, в Европе. Можешь поверить? Мне и самой не верится. Обещаю, я найду твоих друзей.

В какой-то момент я уснула и потому пропустила ужин. Наверное, проводник решил меня не будить.

Ночью я временами натягивала свитер, который связал для меня доктор Стоддард. Было холодно, к тому же, как ни трудно в этом признаться, в нем я чувствовала себя не так одиноко, казалось, что доктор рядом. Утром я даже надела свитер поверх медицинской формы. Пришла пора собирать вещи. Я переложила блузки и развернула картины Миры. Вспомнила, что нужно поменять деньги, чтобы оставить чаевые проводнику, заплатить за такси и за жилье. Из путеводителя, который купил мне в Стамбуле Эдвард Стоддард, я знала, где в Праге можно это сделать.

Я вытащила мешочек, в котором хранила деньги. После выигрыша в джин-рамми он отяжелел и завязать его стало трудно. Однако теперь он вдруг показался мне на удивление тонким и легким.

Руки задрожали. Пальцы так тряслись, что я никак не могла развязать шнурки. Помедлила, чтобы выровнять дыхание и унять колотящееся сердце. И снова попробовала открыть мешочек. На этот раз все получилось. Я высыпала деньги на сиденье и начала считать. О, нет! Нет-нет-нет-нет! В мешочке осталась ровно половина того, что было. Я обыскала чемодан. Вдруг мешок развязался внутри и деньги высыпались? Я вывалила на сиденье вещи, которые только что так аккуратно сложила. А сама, задыхаясь, села рядом. Слава богу, одежда была на месте. Но я уже догадалась, что денег не найду. Я села на сиденье. И уронила голову между коленей. Как я могла быть такой беспечной. Но… где я могла потерять деньги? Мешочек лежал в чемодане с самого отъезда из Стамбула. А выходила я только в вагон-ресторан. В купе тогда приходил проводник, чтобы подготовить его ко сну. Он же не мог меня обокрасть? Проводники вне подозрений. Железнодорожные компании тщательно проверяли сотрудников, прежде чем взять их на работу. Никто не стал бы держать проводника, который ворует у пассажиров. Нет, это точно сделал не проводник.

Но, кроме него, залезть в мой чемодан могла только Агнес. Была ли у нее такая возможность? Да, вчера, когда она сказала, что никогда не завтракает. Я тогда ушла в вагон-ресторан одна. Но… как она могла? У нее же и своих денег хватает. Нарядный костюм, шикарное вечернее платье, дорогой саквояж – у меня бы на все это годовой заработок ушел, да и то его бы хватило, только если бы я вообще не ела. Что она там говорила про свой багаж? Что чемодан может быть чужой? А она, возможно, не та, за кого себя выдает? Может, она вовсе и не дизайнер интерьеров? И в Белград ехала не на выставку?

Осознание словно ударило в живот. Я не хотела этому верить. Какая же я дура! Такая наивная! Притворялась взрослой, а сама просто глупая девчонка. Она все это время сидела тут с моими деньгами и смеялась надо мной.

Что теперь делать? Сказать проводнику? А он чем поможет? Железнодорожная компания не возместит мне ущерб. Обратиться в полицию? Белград огромный город, Агнес легко скроется в его недрах. К тому же имя, скорее всего, не настоящее. И в Британское посольство не обратишься. Они в такой ситуации не несут никакой ответственности и не обязаны возвращать мне деньги.

Я медленно пересчитала оставшиеся деньги. Агнес могла забрать все, но не сделала этого. Неужели она взяла только половину из жалости? Слишком уж наивно я таращила глаза на мир? Меня охватила ярость. Хуже, чем потерять деньги, было воображать, как она роется в багаже и жалеет меня за скудные пожитки. Доктор Стоддард предупреждал, чтобы я была осторожна. И Агнес тоже. «Мир огромен и разнообразен. Но вы еще научитесь». Как унизительно, когда вор заранее сообщает тебе, что собирается тебя обокрасть!

Я сморгнула слезы. Так и хотелось все бросить. Какая разница, пускай я не довезу картины. Джо, Паоло и Петра и не узнают, что Мира что-то им оставила. Кто сказал, что я должна ее слушаться? Можно вернуться в Бомбей и дождаться, пока Амит найдет мне другую работу. Но вдруг я услышала голос Миры. «Как глупо, что мы оставили деньги без присмотра, Сона. Ну и что? Неудача крупная, но дело сделано. Мы не позволим другим испортить нам приключение». На моем месте она бы просто посмеялась. Махнуть рукой на такую крупную потерю я не могла, но дышать мне стало легче. Нужно было подумать, как теперь выйти из положения. На дорогу денег должно было хватить, но в плане еды и жилья придется ужаться. Я решила не вызывать такси и ехать на трамвае. Или пройтись пешком. Пару раз пропустить ужин.

Упершись руками в бедра, я поднялась на ноги. Мира написала: «Знаю, ты не бросишь мои картины. Так же как Джо, Петра и По». Это означало, что полотна нужно отвезти их законным владельцам. Иного объяснения ее словам я не находила. Здесь, в Праге, мне нужно было найти Петру и доставить ей подарок Миры. Я резко выдохнула и дернула плечами, отгоняя жалость к себе.

Перед тем как сойти с поезда, я нашарила в кармане амулет от дурного глаза, который дал мне доктор Стоддард. Вытащила его и положила на стол под окном.

* * *

Я вышла из Восточного экспресса в Праге на Praha hlavní nádraží. Поездка меня очень утомила. Глаза резало. Я горько переживала из-за того, что по глупости доверилась незнакомке и потеряла деньги. Впервые я оказалась далеко от матери, от нашей квартиры, от родной Индии. А что, если я заблужусь в Праге? Не найду Петру? Если у меня кончатся деньги? На «Вице-короле» под присмотром доктора Стоддарда выиграть было легко, но здесь, где я никого не знаю, это казалось невозможным. Я выругала себя. Неужели остаток путешествия я буду переживать из-за вещей, которые уже не изменишь? И, расправив плечи, пошла