Читать книгу - "Первая на возвращение. Аристократка в Советской России - Ирина Владимировна Скарятина"

Посмеиваясь над комбинацией этих бессвязных фраз, я соскользнула по обледенелым ступенькам и прошла по платформе в зал ожидания вокзала, который одновременно был и таможней. Кроме нас, там оказалось всего три пассажира, и, пока наши чемоданы затаскивали на стойку, я огляделась. Это был типичный маленький российский вокзал – с желтоватыми стенами и несколькими пыльными лампами, которые отбрасывали на всё вокруг тусклый свет, безрадостный и унылый; но был и единственный положительный момент: здесь аппетитно пахло свежеиспечённым хлебом.

"Чёрный хлеб, это чёрный хлеб, Вик", – восхищённо прошептала я и сделала несколько глубоких вдохов, чтоб наполнить лёгкие знакомым приятным ароматом.

Досмотр наших чемоданов не занял много времени, ведь у нас имелось лишь по одному на каждого и внутри них не было ничего, кроме строго необходимой одежды, подходящей для вояжа по России. Таким образом, после того, как мы предъявили наши паспорта и туристические визы, задекларировали наши деньги, и дорожные чеки, и все мелкие украшения, которые были на нас надеты, нам сообщили, что мы можем либо вернуться к поезду, либо позавтракать на вокзале, поскольку наш отъезд значительно задержится из-за нью-йоркской дамы и её несметного багажа. Бедная старушка не нашла ничего лучше, как привезти с собой не куда-нибудь, а в Россию кучу платьев, шёлкового нижнего белья и чулок, из-за чего, когда её кофры распаковали, вокзал стал похож на разграбленный магазин женской одежды.

"Какого дьявола вы привезли всё это барахло? – сердито спросил досмотрщик. – Вы собрались открывать магазин? Разве вы не знали, что запрещено ввозить вещи больше определённого количества?"

"Видите ли, это подарки, – виновато пробормотала женщина. – В России у меня множество родственников и друзей, и я хотела привезти что-либо каждому из них".

"Вы определённо никого не забыли", – проворчал мужчина и с помощью двух девушек принялся разбирать вещи.

"А теперь смотрите, – услышала я его слова, когда мы с надеждой направились к двери с надписью 'Ресторан', – вам разрешено оставить себе ровно столько предметов каждого вида и взять их с собой в Ленинград. Остальное вы оставите здесь, мы выдадим вам квитанцию, и вы получите всё на обратном пути".

Ресторан оказался крохотным закутком с миниатюрной стойкой, на которой было выставлено несколько видов еды. За стойкой стояла молодая розовощёкая и голубоглазая женщина. Она была одета в короткую телогрейку, а голова её была замотана пушистой коричневой шалью.

"Чай, кофе, хлеб с сыром или булочки?" – спросила она, широко улыбаясь и демонстрируя все свои белые зубы и ямочки на щеках. И звонко рассмеялась, когда мы заказали всё перечисленное.

Итак, мы сели за нашу первую русскую трапезу, и я упивалась кислым чёрным хлебом, тогда как Вик при его виде скорчил гримасу и выбрал булочки.

"Скажу, что они хороши – эти как-там-их-называют", – констатировал он, похоже, сильно удивлённый тем, что они оказались таковыми.

Я гордо кивнула, будто сама их и испекла, заметив, что, бесспорно, русские булочки всегда были вкусными и, более того, знаменитыми.

Мы неторопливо поели, проведя в ресторане более получаса, но когда наконец вышли, то обнаружили, что таможенники и леди из Нью-Йорка всё так же заняты своим делом – сортировкой одежды и спором. Поэтому мы стали ходить взад-вперёд по платформе, и мне всё казалось, что русский воздух чем-то явно отличается от любого другого – более чистый, живительный и волнующий, – и, что удивительно, Вик со мной согласился.

"Я полагаю, дело в воображении, – сказал он, – хотя пахнет довольно забавно. Как ты думаешь, что это?"

"Чёрный хлеб, дым и кожа", – быстро ответила я и почувствовала себя слегка уязвлённой, когда он туманно добавил: "Да, и ещё кое-что".

Затем мы вернулись в наш вагон и прождали там ещё полчаса, пока наконец не явилась нью-йоркская дама, до сих пор пыхтевшая и в шляпке набекрень, а носильщик позади неё волок всего один чемодан, в котором, очевидно, уместилось всё, что осталось от удивительного ассортимента товаров и движимого имущества.

Дважды скорбно прозвенел огромный станционный колокол, и через пару минут мы снова тронулись в путь, направившись в сторону Ленинграда. В течение всего того дня, когда не дремали и не ели хлеб с колбасками, прихваченными из Берлина, мы смотрели в окно на покрытые тонким слоем снега бескрайние болота. Позже появились леса, сказочные по своей красоте, поскольку деревья были покрыты инеем и на ветвях висели сосульки.

"Это прекрасно!" – восторженно произнёс Вик, и молча, но всем сердцем я с ним согласилась.

В соседнем с нами купе ехал высокий худощавый молодой человек с невероятно светлыми волосами и бледно-голубыми глазами, который время от времени выходил в коридор и, как нам казалось, украдкой и с подозрением поглядывал по сторонам.

"Несомненно, он сотрудник ГПУ, – прошептал Вик, – и он за нами наблюдает. Видишь, как он себя ведёт? Всякий раз, проходя мимо, он на нас косится. Но ты просто веди себя естественно и притворись, что его не замечаешь", – что я и сделала, стараясь казаться настолько беспечной, насколько это было возможно.

Из-за нью-йоркской леди и той задержки, которую она вызвала на границе, наш поезд опаздывал на два часа, но я ничего не имела против, поскольку мы двигались через знакомые мне места и я занималась тем, что, узнавая их, показывала Вику и рассказывала связанные с ними истории.

Вот Луга, где осенью 1921-го года я провела несколько месяцев на постоялом дворе для паломников небольшого женского монастыря и чуть было не сгорела заживо, когда здание, построенное из сухих сосновых брёвен, однажды ночью вспыхнуло и было очень быстро уничтожено пламенем.

А вот Гатчина, где в мрачном старом дворце, подаренном Екатериной Великой своему сыну императору Павлу, обитала вдовствующая императрица Мария и куда мне доводилось ездить на официальные приёмы. Станция выглядела точно так же, как и в те славные дни, только здесь больше не было императорских карет с кучерами и лакеями, одетыми в свои традиционные ливреи с алыми накидками, по всей длине которых были вышиты мелкие чёрные двуглавые орлы, и в шапочках с плюмажем, из-за чего те выглядели так, будто только что прибыли из комической оперы. Тогда эти экипажи ожидали придворных дам, прибывавших по случаю дворцового приёма из Петербурга. Теперь же вместо них я узрела несколько грузовиков и пару-тройку "Фордов" с маленькими красными флажками.

Позже слева вдалеке замаячил холм Дудергоф, который навёл меня на мысль о Красном Селе, где я провела много дней, будучи совсем молодой женщиной.

А потом появилась Пулковская гора с обсерваторией на её вершине. Однажды очень холодной, залитой