Читать книгу - "Битва дипломатов, или Вена, 1814 - Дэвид Кинг"

— Я знаю, таков закон природы, — говорил принц окружившим его родственникам. — Мы покидаем этот мир, чтобы освободить место для других.

Помолчав, он продолжал:

— Только о как больно оставлять тех, кого любишь! Это самое ужасное в смерти.

Принц говорил тихим, слабым голосом, с трудом произнося слова; он поинтересовался делами на конгрессе, сказал, что завтра собирается куда-то поехать, а потом забылся. Можно было понять, что в бреду он видел себя фельдмаршалом, руководящим сражением. По некоторым воспоминаниям, принц, вздохнув, еле слышно сказал: «О, я это чувствую. Душа покидает свое изношенное тело». Другие запомнили то, что старик пообещал подарить конгрессу замечательный спектакль — похороны фельдмаршала. К наступлению вечера доктор признал — он бессилен что-либо сделать. Утром принц умер; было 13 декабря 1814 года.

Через двое суток, в день, когда по его прогнозу конгресс должен был закончиться, принца отпевали в Шотландской церкви на Фреюнге. В храме, возле него, на площади, на близлежащих улицах столпились люди; они стояли и на балконах, выглядывали из окон верхних этажей. Затем похоронная процессия, во главе которой шли маршалы и генералы, двинулась через весь город к месту погребения на Каленберге на краю Венского леса.

Гроб несли восемь гренадер, на крышке покоились шпага князя, маршальский жезл, военные ордена и медали. За гробом шла лошадь, без всадника, покрытая черным полотном с серебряными звездами. Процессию сопровождал рыцарь в черных доспехах и с опущенным забралом. Похоронный кортеж двигался медленно, в полном безмолвии, слышалась только траурная дробь барабана.

* * *

Приближалось Рождество. Дни становились короче, темнее и холоднее, временами выпадал снег, белым кружевом украшая деревья. И жители Вены, и гости бродили по рынкам и бутикам в поисках подарков. Они готовились встретить первое послевоенное Рождество.

Агент XX, зайдя в салон Фанни фон Арнштейн, жены банкира из фирмы «Арнштейн и Эскелес», немало удивился, увидев в комнате высокую елку, утыканную свечками. И зрелище это было диковинное не только для многоопытного шпика. По свидетельству историков, в декабре 1814 года жители Вены, переняв «берлинский обычай», впервые наряжали рождественские елки.

Во французской миссии Доротея тоже уговорила Талейрана встретить Рождество «по-берлински». Они поставили елочку в прихожей и елку побольше у парадной лестницы, развесив везде красочные гирлянды. В канун Рождества в посольстве устроили прием, а вечером, следуя по желанию Доротеи немецкой традиции, обменялись подарками, не под Новый год, как в католической Франции и Австрии.

Талейран подарил Доротее кашемировый платок и мейсенский фарфор, а она вручила ему часы Бреге, специально присланные из Парижа; внутри был вставлен ее миниатюрный портрет, выполненный художником Изабе. Эти часы, сказала племянница, будут помогать ему коротать время на долгих и ужасно нудных совещаниях.

Хотя роман и прекратился в одностороннем порядке, старшая сестра Доротеи Вильгельмина так и не выходила из головы Меттерниха, и он послал ей к Рождеству банку английской лимонной соли, надеясь, что она помогает бороться с мигренью. «Даже маленькие подарки скрепляют дружбу, — написал ей князь в послании, прикрепив его к пакету. — Вспомните обо мне. Скажите, что вы моя. Жажду увидеть вас завтра вечером».

На Мёлкер-Баштай Людвиг ван Бетховен, как обычно, сидел за фортепьяно и писал музыку. Недавно он закончил полонез до-мажор (соч. 89), посвятив его русской императрице и заработав пятьдесят дукатов. Царю России он уже посвятил «Три сонаты для скрипки» (соч. 30). А сейчас Бетховен пытался положить на музыку патриотическую трагедию, которую написал личный секретарь короля Пруссии Иоганн Фридрих Леопольд Дункер. Композитор должен был доработать еще одно произведение, посвященное Венскому конгрессу, — песни для хора с оркестром «В честь светлейших союзников». Однако конгресс закончится прежде, чем Бетховен завершит это произведение. Впрочем, оно так и не будет завершено; вообще оно могло не прозвучать, если бы его не начали исполнять в девяностые годы XX века.

В Рождество придворный композитор Антонио Сальери дирижировал на торжественной мессе в дворцовой капелле. Позднее в Редутензале повторно состоялся концерт Бетховена. Вновь исполнялись Седьмая симфония, «Славное мгновение» и «Победа Веллингтона». Собранные деньги пошли на вспомоществование местному госпиталю. Сам Бетховен и не дирижировал, и не играл. Двумя днями раньше он давал концерт на дне рождения русского царя. С того времени музыкант больше не садился на публике за фортепьяно.

Княгиня Багратион устроила рождественский званый вечер для царя, фестивальный комитет организовал бал в императорском дворце, а лорд Каслри принимал гостей у себя в посольстве на Миноритенплац. У англичан были замечены кардинал Консальви, князь Евгений де Богарне и кронпринц Баварии, который почему-то весь вечер пытался говорить на древнегреческом языке. Это его четвертый язык, объяснял он, и ему необходима разговорная практика. Неизвестно, сколько вина было выпито за рождественский вечер. Когда уже в январе проверяли винные запасы, посольство недосчиталось десяти тысяч бутылок.

Барон Франц фон Хагер и в канун Рождества горел на работе, читал перехваченные письма, сводки и рапорты. Для него это был обычный день. Около семидесяти документов он передал в «темный кабинет».

Посольство Талейрана уже не было столь неприступным, как прежде. Поставлял информацию купленный привратник, «свои» горничные обшаривали все кабинеты. Соглядатаям везло: Дальберг имел привычку разбрасывать повсюду свои бумаги, и среди них были не только любовные послания и записи расходов, вроде недавних ста восьмидесяти флоринов, потраченных на балерину Биготтини. Агенты с пользой для себя обыскивали и кареты. Особенно забывчивым был граф Алексис де Ноай. Он нередко оставлял письма в экипаже.

Барон Хагер успешно подсадил своего привратника и своего камердинера к Гумбольдту, приставил сыщиков к русским посланникам, легче всего ему было следить за теми из них, кто находился вне стен дворца Хофбург. Об Александре информация поступала от анонимного агента, добывавшего ее у врача царя Якова Васильевича Виллие. Шпионы Хагера нашли подходы и к британскому посольству. Им надо было только выявить курьеров, с которыми лорд Каслри посылал в Лондон свои депеши, и с этого момента британская политика больше не составляла никакой тайны для австрийской полиции.

На следующий день после Рождества Вену покинула одна из самых заметных фигур на конгрессе — король Вюртемберга. Монарх не просто уехал; можно сказать, он хлопнул дверью. Рассерженный отсутствием какого-либо прогресса, король не захотел больше участвовать в «танцующем» конгрессе. К тому же он не сошелся характером со многими коллегами по венценосному цеху. Проезжая по улицам в карете, король не прикладывал руку к шляпе, игнорируя приветствия народа, ходил надутый в салонах и, поскучав, вскоре исчезал. Сплетники прозвали огромного, грубого и унылого самодержца «монстром» и распространяли всякие байки о его сомнительных проделках, к примеру, о том, что он будто бы имел связь с одним из смазливых гвардейцев. Когда ранним утром карета короля Вюртемберга выехала из ворот дворца Хофбург, у слуг остались о нем совсем иные воспоминания. Так называемый монстр был очень великодушным. Он чуть ли не всех одарил деньгами, кольцами, табакерками и прочими дорогими безделушками. Привратник получил триста флоринов, его охотничья команда — пятьсот. Тысячу флоринов король передал персоналу своего любимого театра «Ан дер Вин», не забыв поблагодарить и человека в окошке театральной кассы.