Читать книгу - "Хитон погибшего на кресте - Геннадий Михайлович Левицкий"

судьбе. Среди вакханалий убийств никто из окружения императора не мог быть уверен в завтрашнем дне. Потому, не слишком полагаясь на судьбу, придворный астролог Фрасилл весьма хитроумным способом обезопасил собственную жизнь. Он убедил Тиберия, что принцепс умрет через десять лет после смерти его, Фрасилла – так уж сложились созвездия. С тех пор изобретательного астролога оберегали точно так же, как императора.

Тиберий заставил дрожать весь Рим от страха, чтобы самому не было одиноко жить в постоянной боязни. Ни одного дня не проходило без казни, будь то обычный день или праздник, заповедный день или новый год. Вместе с обвиненными осуждались их дети и дети их детей. Казнили в Риме: железными крюками тащили тела и сбрасывали в Тибр. В один день таким образом лишили жизней сразу двадцать человек – среди них женщины и дети.

Казнили и на Капри. И столетия спустя на острове показывали место бойни: откуда осужденных после долгих изощренных пыток сбрасывали в море на глазах у Тиберия. Внизу матросы добивали баграми и веслами падавших, разбивая их на части – чтобы у императора не возникало сомнений в том, что приговор исполнен в точности. Мысль далеко не глупого Тиберия в последние годы работала лишь в одном направлении: он придумывал новые способы пыток и казней.

Ужас витал над Римом. Ни один донос не оставался без рассмотрения. А их было предостаточно, потому что донесший получал награду, платили обвинителям, а часто и свидетелям. Одно неосторожное слово кому-то могло стоить жизни, а кто-то мог одновременно улучшить свое состояние.

Тиберию было недостаточно простой смерти – она казалась принцепсу слишком легким наказанием. Над приговоренными долго издевались в тюрьмах; кто желал смерти, того силой заставляли жить. Однажды, обходя застенки, Тиберий услышал просьбу ускорить казнь.

– Подожди, я тебя еще не простил, – ответил Тиберий умолявшему о последней милости.

Особенно свирепствовал Тиберий после раскрытия заговора претора преторианцев Сеяна в 31 г. Командир личной гвардии императора, которому принцепс безгранично доверял, как выяснилось, имел собственные планы на высшую власть. Именно Сеян стал виновником смерти единственного родного сына Тиберия и приложил руку, чтобы избавиться от сыновей Германика.

После гибели Сеяна императорскую гвардию возглавил Макрон – друг Тиберия. Как окажется позже, император и на склоне лет не научился разбираться в людях, а дружба не может иметь место среди стаи волков, которых мучает один голод – голод власти.

Среди множества жертв – виновных и невинных – особенно жаль детей Сеяна. После расправы над всеми, кто каким-либо образом соприкасался с Элием Сеяном, в темницу доставили его детей. По свидетельству Тацита «мальчик догадывался, какая судьба его ожидает, а девочка была еще до того несмышленой, что спрашивала, за какой проступок и куда ее тащат, говорила, что она больше не будет так делать, пусть лучше ее постегают розгами».

Убивать девственницу удавкой запрещал древний римский закон – его не нарушили. Палач сначала надругался над юной дочерью Сеяна, а затем задушил.

Вилла Ио

Красивейший остров показался Пилату суровым и мрачным, не радовала глаз буйная растительность и утопающая в цветах ближайшая роскошная вилла.

На пристани стражник гигантского роста, не тратя время на приветствия, задал привычные вопросы:

– Кто ты? Зачем вступил на остров?

– Понтий Пилат – прокуратор Иудеи. Прибыл согласно повелению Тиберия, – исчерпывающе кратко ответил мужчина.

– Сдай свое оружие, – распорядился стражник. – Тебя проводят на виллу Ио.

Указанная вилла не выделялась ни красотой, ни размерами. Она занимала небольшую площадку на вершине скалы – ровно столько, сколько отмерила природа. Поражало строение своей неприступностью. К убежищу императора вела единственная тропинка, частью состоящая из ступенек, вырубленных в скальной породе.

В этом неприступном гнезде Тиберий обосновался с момента раскрытия заговора Сеяна. После казни всесильного командира преторианцев принцепс еще девять месяцев не покидал стены виллы. Отсюда он отдавал приказы, подписанные его мнительностью и страхом. Оторванный от всего мира, он жалел лишь об одном: что не увидит, как умирают по его велению враги в Риме и других городах империи.

По прошествии указанного срока Тиберий иногда осмеливался спускаться в долину и менять место пребывания. Однако новая накатывающаяся волна страха неизменно гнала принцепса на виллу Ио.

Прокуратора проводили в маленькую комнату, большую часть которой занимало спальное ложе. Причем ложе отнюдь не огромных размеров, обычный тюфяк, набитый соломой – на таком, как правило, спят провинциальные селяне. Простота и полное отсутствие комфорта укрепили Пилата в мысли, что ничего хорошего ему ждать не придется.

Утром в комнату Пилата вошел слуга и сообщил:

– К полудню император желает видеть тебя в трапезной.

– Благодарю за приглашение, – ответил римлянин.

Слуга, старый человек, немного размыслив, решил предупредить понравившегося ему гостя:

– Я бы на твоем месте не слишком радовался удостоенной чести. Слишком зол был император, когда упоминал твое имя. – И посоветовал: – Следовало бы тебе написать завещание, прежде чем переступить порог трапезной Тиберия.

– В этом нет необходимости. Я давно отдал последние распоряжения, – признался Пилат.

Тиберий действительно находился не в лучшем расположении духа – заметил Пилат, едва встал на пороге трапезной. Император сильно изменился со дня последней их встречи. Глубокие морщины избороздили лицо, редкие седые волосы еще больше безобразили его. Старость вместе с гневом и болью придавали Тиберию внешность злого духа, вышедшего зачем-то из царства мертвых на землю и бродившему по ней. К его обнаженному до пояса дряблому телу прильнул молодой красивый раб; император надеялся, что таким образом молодое естество усыпит боль, примет в себя его недуг.

– Приветствую тебя, император, – произнес Пилат.

Тиберий повернул перекошенное злобой лицо в сторону вошедшего, взгляд его упал на белоснежный хитон прокуратора Иудеи, выглянувший из-под тоги… И вдруг император преобразился, даже морщины на лице стали менее глубокими. Некоторое время он молчал, не сводя немигающего взгляда с вошедшего. Затем произнес спокойно, словно старому другу:

– Проходи, Понтий, садись. Отведай со мной трапезы.

Раб вздрогнул всем телом – слишком непривычно было слышать обычную человеческую речь из уст господина, а приглашение к обеду и вовсе его поразило. Слуга в следующий момент предположил, что Тиберий развлечется тем, что попотчует гостя отравленным яством.

– Пошел прочь, мне уже легче, – император поспешил избавился от раба, поставленного в совершенный тупик.

Раб испарился в мгновение.

– В бытность свою прокуратором Иудеи ты казнил человека по имени Иисус, – произнес Тиберий.

– Да, Он умер по моей вине. Теперь сожалею и жестоко раскаиваюсь в этом.

– Говорят, он посланник неведомого бога. Я слышал, что Иисус мог даже возвращать к жизни мертвых, – продолжал интересоваться император, искоса поглядывая на край иудейского хитона.

– Да. Такой случай знает