Читать книгу - "Конон Молодый - Владимир Антонов"

Михаил Суслов молча взял документ и рядом с подписью министра иностранных дел СССР Андрея Громыко поставил свою.

Что касается Гарри Хаутона и Этель Джи, то в 1970 году они были освобождены и вскоре поженились. В 1972 году Хаутон написал книгу «Операция «Портленд»: автобиография шпиона».

Теплой была встреча Конона Трофимовича Молодого с друзьями и товарищами по работе в Москве. Его поздравили с возвращением председатель КГБ при СМ СССР и начальник советской внешней разведки.

Молодому было присвоено очередное воинское звание полковника. За мужество и стойкость, проявленные при выполнении особых заданий, он был награжден орденом Красного Знамени, а также высшей ведомственной наградой — нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности».

Немного позже Конон Трофимович был награжден и орденом Трудового Красного Знамени. Так была отмечена его работа с молодыми сотрудниками внешней разведки, которой он отдавал много сил и в которой находил большое удовлетворение.

Первое, за что взялся Молодый, прибыв в 1964 году в Москву, — за изыскание любых возможностей для скорейшего вызволения из тюремных застенков своих соратников — супругов Крогер. И уже в следующем, 1965 году англичанам был предложен возможный вариант обмена. Кроме того, возможности Молодого были задействованы и по другим направлениям. «Глубокие знания и богатый опыт разведывательной работы за границей предопределили направление дальнейшего использования Конона Трофимовича Молодого в системе внешней разведки. Ему была поручена работа по подготовке и воспитанию молодежи. Молодого часто приглашали в коллективы местных органов госбезопасности, где он выступал с воспоминаниями о работе за рубежом»^[14].

О разведке и разведчиках

Конон Трофимович был чрезвычайно интересным человеком, умным, остро мыслящим рассказчиком и собеседником. Поэтому сотрудники — и не только молодые — различных подразделений внешней разведки с большим удовольствием приходили на встречи с ним. В ходе этих встреч можно было узнать много интересного и полезного. Это подтверждают и беседы Молодого с писателем Валерием Абрамовичем Аграновским, содержание которых было опубликовано через много лет после смерти разведчика. Обратимся к некоторым отрывкам из этой публикации.

«На основании собственного опыта и опыта моих коллег я давно пришел к выводу, что наилучшим прикрытием для разведчика может быть профессия журналиста. Во-первых, журналист — странствующий рыцарь, «свободное копье»: его передвижения в пространстве не поддаются контролю и не вызывают подозрений, так как органичны профессии.

Во-вторых, трудно, если вообще возможно, учитывать его доходы и их источники.

В-третьих, журналист раскован: может обращаться к кому угодно и когда угодно, он «и с угольщиками, и с королями», бывает в трущобах и в высшем обществе, при этом способен принимать любую окраску — надевать, как говорится, «мундир» солдата, бизнесмена, шофера такси, чтобы иметь дело с военными, бизнесменами, дипломатами и рабочим классом.

И уходить в случае неприятностей тоже легко: журналист просто растворяется в воздухе, не оставляя после себя следов (уехал в Абиссинию, в действующую армию во Вьетнам, на велосипедные соревнования «Тур де Франс», на корриду в Испанию, в путешествие по Средиземному морю в обществе знакомого миллионера на его же яхте), ищи ветра в поле!

<…>

Моей «крышей» в прямом и переносном смысле слова были четыре фирмы «по продаже автоматов по продаже» — такое у них длинное название. Мои автоматы торговали тетрадями, водой, вином, фломастерами, бутербродами, аспирином — что только не помещалось в их прожорливом чреве!..

Мои фирмы были рентабельны и давали прибыль, между прочим, задолго до нашего знаменитого правительственного постановления, которым акцентировалось внимание хозяйственников на необходимости добиваться рентабельности.

Скажу вам прямо: «акцентировать» мое внимание нужды не было, я бы просто вылетел в трубу, не будь мои фирмы рентабельны. Разумеется, мне в них не принадлежала ни одна гинея^[15]: капитал был ровно настолько моим, насколько и вашим, советским.

Я трудился в поте лица, потому что знал: доходы идут не гнусному капиталисту (мне, например), а моему народу!

Сказал я эти слова с патетикой, но вы уж простите: когда речь идет о миллионах фунтов стерлингов, можно и подбавить восклицательных знаков: хуже, когда их ставят, а вся, извините, задница голая.

Сначала я в одной из фирм был директором по сбыту готовой продукции, то есть бизнесменом «средней руки»: как и все, получал зарплату раз в неделю, по пятницам.

Письма писал размером не больше страницы, в Англии длиннее не пишут; если кто-то и пишет, он либо бездарь, либо ему делать нечего.

Уже здесь, в Союзе, на одной из встреч с общественностью меня спросили: почему я был директором по сбыту, а не генеральным или, на худой конец, по производству? Я ответил: сделать каждый дурак сумеет, а чтобы продать, нужна голова.

Дальше я стал совладельцем фирмы, потом двух, а потом и полным хозяином, да сразу всех четырех фирм, они делились, исходя из четырех типов товаров. Тем не менее я придерживался общей и очень строгой дисциплины: приходил вместе со всеми, уходил в пять часов. Если нужно было уйти днем, как-то объяснялся с секретаршей: «У меня встреча с клиентом!» — она должна была знать, где хозяин и когда будет.

<…>

С детства я был приучен: если что-то делать, то «по-большому», как озаглавила статью одна московская газета в пору моей комсомольской юности.

Бизнес так бизнес. Халтурить я не умел, тем более была мысль: чем больше я разбогатею, тем лучше будет Центру. И я богател. Мои автоматы не были примитивными. В кафе «Литл фиш» («Рыбка»), куда я иногда заходил, чтобы посмотреть автоматы моего конкурента, вы бросили монету в щель и понятия не имели, какая заиграет пластинка. А мои музыкальные автоматы (я и такими торговал) после нажатия соответствующей кнопки давали вам то, за что вы платили. И я, ощутив превосходство над конкурентом, испытывал истинно «акулье» капиталистическое удовлетворение.

Кстати, пусть вас не пугает то обстоятельство, что я употребляю местоимение «мои», говоря о фирмах, автоматах и миллионах фунтов стерлингов. Они такие же «мои», как и «ваши»: советские.

Правда, иногда, входя в роль, я ловил себя на том, что фирмы, на которые мне, собственно говоря, было поначалу наплевать, со временем становились мне дороги, и я по-настоящему спорил, торговался, тратил силы, добиваясь их благополучия. Эта двойная жизнь «по системе Станиславского» меня самого часто пугала…