Читать книгу - "Тамара. Роман о царской России. Книга 1 - Ирина Владимировна Скарятина"

Но по какой-то причине Иван Иванович ни разу не прочёл это классу вслух, хотя в частном порядке похвалил мою "действительно хорошую исследовательскую работу" и сказал, что она многое ему объяснила.

Итак, Иван Иванович нравился нам всё больше и больше. Вскоре мы стали для него принаряжаться, то есть выпрашивали у родителей новые передники из шерсти альпаки, обувь получше, поизящнее ситцевые чулки и покрупнее банты для скрепления волос. Поскольку духи были запрещены, мы пользовались душистым мылом и ароматическими саше, которые тщательно прятали в кармашках, пока вошедшая однажды утром мадам Курба́ не вдохнула воздух в классе, насыщенный различными амбре, и не объявила, что отныне разрешалось использовать только самое простое мыло – казанское жёлтое – и никакое другое. В случае неповиновения староста была обязана сообщать о нарушительницах, к которым затем применялись бы различные меры воздействия.

После этого нам пришлось ограничиться только новыми передниками и безупречно белыми льняными воротничками и манжетами.

И какое-то время дома никто не мог понять, почему я вдруг стала такой опрятной и стремившейся выглядеть безукоризненно.

"В воздухе витает что-то странное", – подозрительно уставившись на меня, заметил Ванька – и этого было достаточно. Я покраснела до корней волос, а он крикнул: "Ага, я так и знал!" За пару минут он выведал у меня мой самый свежий секрет.

"Теперь это некто, кого зовут Иваном Ивановичем", – радостно объявил он Таньке, когда та, горя желанием разделить его общество, взбежала по ступенькам. Будучи рядом с Ванькой, она всегда казалась счастливее, чем когда общалась с собственным мужем, и все были убеждены, что Борис Засейкин её к Ваньке ревновал. Но как мог он или кто-либо иной соперничать с её двойняшкой? По их же собственным словам, они выглядели одинаково, думали одинаково и даже одинаково чувствовали.

"Иван Иванович? И кто же он такой? – спросила она с сияющими глазами, радостно готовясь присоединиться к Ванькиному веселью. – Отвечай, дитя моё, отвечай старшим и лучшим. Кто этот человек с таким простым и красивым именем?"

Сначала ворчливо, подозревая коварство, а затем раздухарившись от столь волновавшей меня темы, я всё им рассказала, и тогда у них появилась идея: следовало пригласить Ивана Ивановича к нам домой и к нему присмотреться.

"В конце концов, если он может стать нашим зятем, – сказали они, – нам лучше сразу изучить его со всех сторон. Зубы, волосы и всё остальное, ну, ты понимаешь". И я захихикала от восторга.

Они без труда уговорили Мамусю позвать его на ужин, и на следующий же день я вручила Рейнеке-лису её письменное приглашение на грядущее воскресенье. Он же принял его с явной готовностью, и в тот день мне завидовали все мои одноклассницы, которым и в голову не могло прийти зазывать его к себе домой. Ровно за десять минут до назначенного времени мне – единственной, кто знал его лично, – было сказано встать у порога нашей гостиной на несколько шагов впереди Мамы, чтобы поприветствовать Ивана Ивановича, а потом представить его ей и остальным членам ожидавшей семьи. По специальному разрешению на мне было моё любимое праздничное платье из муслина в карамельную полоску и такая же лента в волосах.

"Она так воодушевлена напяливанием этого летнего платьица, что походит на глупую щеголиху", – насмешливо воскликнул Ванька. Однако Танька, которая вежливо, хотя и весьма непривычно, помогла мне одеться, нахмурилась и скорчила ему гримасу, чтобы он замолчал и оставил меня в покое. К моему удивлению, она, никогда не делавшая для меня ничего подобного, в тот вечер вызвалась побыть моей горничной и любезно завязала все надоедливые верёвочки и узелки, соединявшие мой довольно сложный интимный туалет, который состоял из батистовых панталон, короткой белой фланелевой нижней юбки и двух нижних юбок подлиннее – розовой и голубой. Я с благодарностью приняла её любящую заботу, думая, что Мамуся была права, когда сказала случайно услышанные мною слова о том, что замужество сильно смягчило характер Таньки, сделав ту более нежной, женственной и, соответственно, менее похожей на сорванца.

Дорогая Танька! Моё сердце наполнилось теплотой, и я нежно её поцеловала. Я должна была заметить искорки в её глазах и то, что её кудряшки внезапно смешно оттопырились в разные стороны, как бывало всегда, когда она задумывала какую-нибудь пакость. Однако я была слишком взволнована, чтоб заметить эти признаки опасности, и радостно пошла за ней в гостиную. И там, ощущая себя ужасно важной, заняла назначенное мне место у дверей и с нетерпением ждала сигнала, который должен был известить о скором появлении Ивана Ивановича. Всякий раз, когда наш гость был уже готов подняться по лестнице, швейцар внизу нажимал на кнопку, которая заставляла звякать маленький колокольчик, тем самым своевременно предупреждая находившихся наверху, что пора собраться и осветить лица подобающими случаю приветственными улыбками. Но в этот вечер, стоило колокольчику издать свой серебристый звук, как Танька, вдруг ко мне подскочив и крикнув: "Подожди, там что-то видно", – деловито задрала мои юбки и стала возиться с завязками.

"Вот, так-то лучше", – наконец сказала она, облегчённо вздохнув и чуточку пригладив моё платье, которое слишком сильно распушилось, сделав меня похожей на полосатый воздушный шар.

В этот миг появился Иван Иванович в сверкающем фраке с цветком в петлице. Со спокойным достоинством – по крайней мере, мне хотелось надеяться, что я держалась именно так, – я сделала несколько шагов вперёд и протянула к нему обе руки.

"О, Иван Иванович, какой приятный сюрприз!" – воскликнула я с подобающей ноткой игривости. Много раз за тот день я тайно репетировала данную фразу и верную интонацию, которые были подсказаны Танькой, утверждавшей с неоспоримым авторитетом, что хозяйке дома как нельзя более приличествовало радостно восклицать: "Ме кель сюрпри́з агреа́бль!" (фр. – "Но какой приятный сюрприз!") – когда её гости входили в комнату.

"Даже когда их ждут?" – с тревогой спросила я, отчего-то чувствуя, что что-то здесь не совсем так.

"Ну конечно, глупенькая, таков этикет", – ответила она, развеяв мои опасения.

Произнеся свои приветственные слова, я услышала, как позади меня хихикнули Ванька и Танька, Иван Иванович же был ими слегка удивлён. Однако он официально и, как мне показалось, страшно элегантно принялся пожимать мне руку и, подняв правый локоть практически на уровень моего носа, ответил несколько неуместно: "Действительно, очень приятный".

Всё шло превосходно, и я уже собиралась торжественно представить его Маме, как вдруг, к своему изумлению и ужасу, почувствовала, что нечто скользнуло