Читать книгу - "Дневник. 1873–1882. Том 1 - Дмитрий Милютин"

5 августа. Вторник. Председательствовал в Комитете министров. Заседание длилось до 6 часов, более всего спорили по двум представлениям Министерства путей сообщения: о передаче Либавской железной дороги обществу Ландварово-Роменской и о постройке Бакинской линии.

6 августа. Среда. Половину дня провел в Красном Селе, где справлялся полковой праздник лейб-гвардии Преображенского полка и Гвардейской артиллерии. После раннего обеда под большим шатром все разъехались, распростившись тут же с иностранными гостями.

7 августа. Четверг. Доклад в Царском Селе.

8 августа. Пятница. Ездил в Кронштадт с генерал-адъютантом Баранцовым и генерал-лейтенантом Зверевым. Осматривал форты и крепостную артиллерию, но стрельбу боевыми зарядами не было возможности производить по причине сильного ветра и волнения на рейде. Много сделано в Кронштадте в последние 15 лет как по инженерной части, так и по артиллерийской, но много еще остается доделать по обоим ведомствам.

Получена телеграмма о том, что, по случаю возмущения коканцев^[58] против своего хана (Худояра), генерал Кауфман собирает отряд [и, кажется, военные действия неизбежны].

В Герцеговине народное восстание принимает серьезные размеры.

10 августа. Воскресенье. Ездил в Царское Село в неурочный день, по случаю представления императрице бывших камер-пажей, произведенных в офицеры, и вновь произведенных в камер-пажи. После представления был приглашен к царскому завтраку.

11 августа. Понедельник. Три дня сряду пришлось ездить в Царское Село. Сегодня во время доклада государь, читая вслух письмо, полученное им от великого князя Михаила Николаевича, сказал, что некоторые затронутые в письме вопросы намерен обсудить при личном свидании с его высочеством в Ливадии. После доклада я должен был остаться на весь день в Царском Селе, получив приглашение к царскому столу. За обедом императрица также спросила, когда я поеду в Крым; вероятно, государь слышал этот разговор и после обеда спросил о моих намерениях. Я воспользовался случаем, чтобы испросить разрешения ехать в Крым вслед за отъездом его величества в Москву. На вопрос государя, не желаю ли я доехать туда с его величеством, я, конечно, ответил выражением благодарности за такое предложение, причем напомнил, что с 1872 года не имел случая видеть армейские войска, бывшие на высочайших смотрах. Тогда государь предложил мне находиться при его величестве и на смотрах в Москве.

Телеграммы от генерала Кауфмана продолжают оставаться тревожными. Дела в Герцеговине также расстраивают государя; но сегодня ему приятно было узнать, что английский посол в Константинополе Элиот присоединился к послам русскому, германскому и австрийскому для совместного воздействия на турецкое правительство в видах умиротворения восставшего населения и вообще улучшения положения христиан в Европейской Турции.

16 августа. Суббота. Сегодня я остался после доклада в Царском Селе, ездил верхом с дочерью; обедал у Шторха в Павловске, в небольшом приятельском кружке. Возвратился домой только вечером и едва справился с накопившимися делами.

Из Симеиза наконец получил письма несколько успокоительные. Кажется, постройка пошла на лад благодаря вмешательству полковника Гемельмана.

18 августа. Понедельник. Москва. Вчера был полковой праздник лейб-гвардии Егерского полка. Обычный парад на сей раз ознаменовался особенным эпизодом. Государь торжественно вручил полку лоскут, уцелевший от старого знамени, утраченного 2-м батальоном лейб-егерского полка в несчастном деле 10 сентября 1828 года под Гасан-Ларом. Случайно этот лоскут отыскался после смерти одного из тогдашних офицеров Сабанина, который спас, сберег его на себе во время плена и потом хранил, как святыню, живя в глуши своей деревни. Государь воспользовался этим случайным открытием, чтобы восстановить знамя 2-го батальона с прежней надписью за 1812 год. Праздник получился оживленным, несмотря на дождливую погоду.

В 6 часов вечера я выехал из Петербурга в царском поезде, на который государь сел в Колпине. В Москву прибыли сегодня в 9½ часов утра.

Уже в вагоне облеклись мы в парадную форму, чтобы не опоздать к выходу, назначенному в 11 часов в Большом Кремлевском дворце. После обычного обхода соборов государь поехал на Ходынское поле, где был смотр всем собранным в лагере войскам. Смотр удался вполне, погода была очень хорошая, а после смотра всё начальство пригласили к обеду в Петровском дворце.

Чувствуя себя утомленным и не совсем здоровым, я остался дома, то есть в Петровском же дворце, пока государь и вся свита наслаждались балетом в Большом театре. Было у меня и дело. Утром перед приездом в Москву я имел довольно продолжительный доклад в вагоне и между прочим прочел государю телеграмму, полученную в Клину от генерала Кауфмана. Он извещал, что коканские толпы, вторгнувшиеся в наши пределы, везде понесли поражение и наши отряды гонят их к границе. К этому успокоительному известию Кауфман прибавляет, что последствием преследования должно стать окончательное занятие ханства Коканского, для чего он и просит дополнительные войска. Дело довольно серьезное – новое осложнение в нашей азиатской политике, новые против нас крики в Англии!

Государь принял это известие совершенно равнодушно, как ожидаемое, и, не колеблясь, разрешил готовить войска для отправления в Туркестанский край. Таким образом, в пять минут, без всяких рассуждений решился вопрос о присоединении к империи новой области – ханства Коканского.

Сообщив немедленно генералу Кауфману по телеграфу высочайшее разрешение, я счел, однако же, не лишним предварить его^[59], что просимые им подкрепления могут подойти нескоро; что до лета будущего года ему придется изворачиваться имеющимися у него средствами и он должен иметь это в виду, решаясь на новое завоевание.

Нынешняя путевая свита государя гораздо симпатичнее мне, чем прежняя: вместо графа Адлерберга исполняет обязанности министра двора и гофмаршала граф Баранов (Эдуард Трофимович) – человек в высшей степени благородный, обходительный, достойный полного уважения; место интригана и честолюбца графа Шувалова занял Потапов – человек бесцветный, но не гоняющийся за влиянием и властью; затем – чиновники Главной квартиры и военно-походной канцелярии.

В Москве мы застали герцога Эдинбургского с его свитой (адмирал Попов, флигель-адъютант граф Ламсдорф и несколько англичан); он только что возвратился с Нижегородской ярмарки, где его чествовали свыше^[60] меры. Англичане остались очень довольны приемом.