Читать книгу - "Додинастический Египет. Лодка у истоков цивилизации - Дмитрий Прусаков"

Рис. 68. Костяная рукоятка доисторического кремневого ножа из Гебель ал-Арака

С другой стороны, на резной рукояти ножа «из Гебель ал-Арака» – памятнике, который первенствует в аргументации любого адепта идеи «династической расы» – «чужеземцы», ассоциируемые с «прямоугольными» ладьями, совсем не похожи на «захватчиков» Винклера (рис. 68). Сражающиеся как на воде, так и на суше воины обоих враждующих племен здесь хотя и наги, но не носят никаких перьев, и уже вовсе чужд протоегипетским петроглифическим человечкам «одетый в плащ» герой, «помещенный между двумя львами в чисто шумерской манере» [209]. Его платье, а также окладистая борода и головной убор наподобие шапки с опушкой не находят даже отдаленных аналогий в египетской изобразительности, зато, как упоминалось выше, типичны для некоторых узловых персонажей (так называемых «жрецов-царей» [153] или «жрецов-вождей» [15]) урукских цилиндрических печатей второй половины IV – начала III тыс. до и. э. [202]. Поскольку Винклер постулировал, что «восточные захватчики» приступили к «завоеванию» Египта еще в амратский период, содержание резьбы на данной конкретной вещи времен Нагады II/III едва ли безоговорочно коррелирует с его теоретическими установками. Достаточно визуально сравнить графику древнейших египетских петроглифов и месопотамских артефактов урукского круга (рис. 69), чтобы не только убедиться в их культурной разнородности, но и допустить между ними немалый хронологический интервал.

Рис. 69. Лодки доисторической египетской Восточной пустыни и древней Месопотамии

Что же касается ножа «из Гебель ал-Арака», то, по приемлемой и сегодня оценке Гардинера, он является «исключением» среди известных науке предметов египетского доисторического искусства, которые в своей массе не демонстрируют «и намека на столкновение с восточными завоевателями» ни в протодинастическое, ни в герзейское, ни в амратское время [209]. Однако, если в период Нагада I заморских интервентов в Египте не наблюдалось, то не абсурдна ли моя гипотеза о наличии уже тогда в бассейне египетского Нила мореходных «прямоугольных» лодок?

Или, может быть, моря здесь ни при чем, а ладьи такой конструкции были естественным образом востребованы на самой Реке?!

Что мы знаем о древнем Ниле из истории? Обожествленный людьми живительный водный поток в тисках бесплодных пустынь, который с астрономической точностью орошал свою пойму ежегодными разливами и при этом откладывал в ней тончайшими слоями богатый минеральными веществами ил, тысячелетие за тысячелетием формируя превосходные аллювиальные почвы страны фараонов и определяя не просто хозяйственно-культурный тип, социально-политический уклад и т. п., но само существование ее населения [см. 101; 106; 256 и др.]. В исторической литературе звучат и отголоски современного естественнонаучного знания: до того, как «египтяне» окончательно осели на Ниле, приступив к антропогенизации его береговых террас ирригационными, земледельческими, строительными и другими каждодневными трудами, это была «необузданная река, в период паводка могучим потоком сметающая все на своем пути» [8]. Староегипетская летопись Палермского камня [401; см. также 341; 469] фиксирует резкое падение среднего уровня разливов Нила после I династии, а при ней – одно катастрофическое, непомерно превысившее ординар наводнение, которое, по моей версии [ср. 242], было «эхом» нильской «необузданности» или «дикости» (т. и. «Wild Nile» [131]), иными словами, особой полноводности Реки в далеком дофараоновском прошлом [31]. Учеными-естественниками – геологами, гидрологами, климатологами – в отрыве от археологов-египтологов практически доказано, что доисторический Нил объемом стока, скоростью течения и мощью разливов значительно превосходил «обильный пищей» Хапи, воспетый в благодарственных «гимнах» [87; 312] древних египтян [64; 262; 476]. Исследователю материальных культур, однако, в комплексе сведений о гидрологии изучаемой реки крайне важно также представление о конфигурации ее водотока.

Нил всегда испытывал русловые формоизменения, как локальные, связанные с его наносной и эрозионной деятельностью [125], так и континентального масштаба, обусловленные глобальными природными процессами, на спаде вюрмского оледенения – эвстатической трансгрессией Мирового океана и перестройкой климатической системы Земли [422]. В частности, нильская Дельта, с конца I тыс. и. э. [118] и по сей день орошаемая двумя крупнейшими магистральными рукавами (Розеттским и Дамьеттским), в предшествующий исторический период имела таковых, по разным данным и в разные времена, от трех до восьми [106; 129; 393; 428]. В раннем голоцене ее вовсе не существовало – ни как сети разветвляющихся русел, ни как «клина» тучной земли [420; ср. 205], – при этом Голубой Нил на подступах к слиянию с Белым образовывал «внутриматериковую дельту» на территории нынешней плодородной области Гезира в Судане [100; 475].

Картина менялась по мере того, как завершалось таяние покровных ледников, и уровень Мирового океана приближался к сегодняшнему нулю глубин: ок. VII–VI тыс. до и. э. началось образование нильской Дельты с отложением аллювиальных илистых почв, тогда как «дельта» Гезиры постепенно отмирала вплоть до полного исчезновения к началу V тыс. до и. э. [40]. Нильская Долина в преддверии цивилизации фараонов, полагаю, испытала не менее драматические преображения, непосредственно повлиявшие на ход ее заселения и освоения человеком хозяйствующим. «Морская» ладья в бассейне первобытного Нила, возможно, является одним из археологических ключей к этому вопросу и намечает новую, интереснейшую ретроспективу социоестественной истории древнейшего Египта.

Продолжение следует.