Читать книгу - "Дорогие мои москвичи - Александр Николаевич Посохов"

— Со мной да. А как ты доехала, как попутчики?

— Отлично. Очень вежливые ребята попались, врачи из Бурятии. На какое-то совещание в Рязань ехали. Через два часа вышли. А потом бабушка одна подсела и женщина, болтунья ужасная. Так и ехали втроём всю дорогу.

Они втроём, буряты втроём, а мне тридцать три уже. Возраст Христа. Я проповедовать должен, а не водку пить без причины и без закуски. Не ревность это, а чертовщина какая-то. Никогда больше не буду представлять себе то, чего сам не вижу. Вот смотрю в зеркало и не вижу пока никаких рогов с копытами.

Закон дружбы

Общественные бани живы ещё, оказывается. С парными в кафеле и с металлическими тазиками на лавках. И вот сидят в просторном предбаннике раскрасневшиеся после парилки и укутавшиеся в простыни два бородатых бугая лет под сорок. А напротив, тоже в простыне, сидит чисто выбритый мужичок, явно намного старше и заметно поддатый уже. У бугаев пиво, у мужичка во фляжке что-то.

— Представляешь, — говорит один бугай. — Я их прикрываю, всё для них делаю, а они сдают меня конкурентам. Друзья, называются.

— А я тебя предупреждал, — говорит другой бугай. — Я тоже думал, что мы дружим. А когда они все вместе заяву на меня накатали…

И так ещё минут пять обсуждали и осуждали они кого-то. Тех, кого они считали своими друзьями, кому помогали, кому верили, а в итоге — предательство и проблемы. И, главное, что те знать этих не хотят больше и не идут ни на какие контакты.

— Извините, ребятки, — хлебнув чего-то из фляжки, обратился вдруг к бугаям мужичок. — Я слышу, о чём вы говорите, и вот что хочу сказать вам. В конце пятидесятых детей было много, после войны нарожали. В садик я уже не ходил, а взрослые работали все. И мать после первого класса отправила меня из Москвы к деду в деревню. Как сейчас помню, посыпал он мне сахаром ломоть хлеба в день приезда, побрызгал водичкой сверху, и я выхожу с этим лакомством на улицу. А местные пацаны увидели и давай орать: "сорок восемь, половину просим". Ну, я одному отломил кусочек, другому. А потом они в футбол стали играть, а меня не берут. Я деду пожаловался, а он говорит: "А ты завтра, выйдешь, и крикни — сорок один, ем один". Я послушал деда, так они после этого стали меня ещё жадиной-говядиной обзывать и всё равно ни в какие игры не берут. Я снова к деду, а он и говорит: "А пошли ты их всех по-русски… ".

— Прямо так и сказал? — удивились бугаи. — Вы же ещё ребёнком были.

— Зато на всю жизнь запомнил.

— И что, послали?

— Послал, — отхлебнув очередную порцию из фляжки, ответил мужичок. — Ещё как послал. Самому задиристому из них даже нос расквасил. И сразу все зауважали меня. Сами стали звать, и в футбол, и в лапту, и в пряталки, и в городки, и в чижика, и на речку. Вот такой закон дружбы получается, ребятки. Дедов слушать надо. Особенно, когда государством управляешь.

Голова

В просторном кабинете ГУ МВД России по Москве — генерал полиции, полковник из СК, сотрудник ФСБ в штатском, майор с протокольной папкой в руках и капитан со студийной видеокамерой на плече. Напротив стоит пожилой импозантный мужчина лет семидесяти, в дорогом костюме, коротко подстриженный, абсолютно седой, но с крепкой спортивной выправкой и с уверенным спокойным взглядом. Без охраны и без наручников.

— Назовите вашу фамилию, имя и отчество, — обратился к мужчине офицер с папкой.

— Иванов Иван Иванович.

— Скажите, вы являетесь вором в законе?

— Я гражданин Российской Федерации.

— Извольте отвечать прямо на поставленный вопрос, — потребовал полковник из следственного комитета.

— Прямого ответа на кривой вопрос быть не может.

— Тогда спрашиваем так, как записано в уголовном кодексе, — снова заговорил майор. — Вы занимаете высшее положение в преступной иерархии?

— Никакого положения ни в какой епархии я не занимаю. Отвечаю так, потому что знаю, что такое епархия.

— Не надо, Иван Иванович, — вмешался генерал. — Это не смешно. Вы же понимаете, что участвуете в необходимой процедуре.

— А я не шучу, — с серьёзным видом возразил мужчина. — Я просто не понимаю, почему вы не спрашиваете меня, занимаю ли я высшее положение в сообществе голубятников, например. Или в другом объединении людей по интересам, да тех же любителей орхидей. Вы вначале объясните, что это такое преступная иерархия, а потом спрашивайте.

— А мы думали, что ни в каком толковании закона вы не нуждаетесь. Поскольку сами имеете юридическое образование и общаетесь со многими специалистами в этой сфере.

— Именно потому и нуждаюсь. Уж растолкуйте, пожалуйста. Только повразумительнее, как это делали в советские годы. Тогда некоторые рецидивисты признавались по суду особо опасными преступниками с соответствующими негативными последствиями в случае чего. И всё. За сам такой статус людей не сажали. А уж за положение в иерархии тем более, будь ты хоть трижды вором в законе, как вы выражаетесь. Получается, коммунисты грамотнее и гуманнее были.

— Не обращайте внимания, майор, — заметил полковник. — Продолжайте.

— Ваша кличка Голова?

— Нет уж, так не пойдёт, — опять возразил мужчина. — Это кто же, когда и на каком основании признал некие абсолютно неформальные отношения в среде заключённых преступными, а негласно установленную в ней внутреннюю иерархию уголовно наказуемой! Даже теоретически это ни в какие правовые ворота не лезет. Выходит, что уважаемого голубятника или орхидейщика тоже можно закрыть. Стоит только признать иерархию в их среде преступной, а их положение высшим. Хотя преступников среди них вы вряд ли найдёте. А вот в чиновничьей иерархии сколько угодно.

— Так вы будете отвечать на вопросы или нет? — спросил генерал.

— На первый вопрос обязательно отвечу, как надо, а то люди не поймут, — согласился мужчина. — Хотя вы и так давным-давно про меня всё знаете. Я ведь ещё с прошлого века прохожу у вас чуть ли не главным. Только про кличку не надо, майор. Клички собакам дают. Короче, давайте сначала. А ты, капитан, не дрожи и снимай красиво, как в Голливуде.

— Скажите, вы являетесь вором в законе?

— Да, я вор.

— В законе?

— Я всё сказал.

— Нет не всё, — вмешался человек в штатском. — К