Читать книгу - "Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко"

— Ты, я думаю, почти ответил на свои вопросы, Борис, — помедлив, отозвался русский профессор, когда «мон амур» умолк. — Тут, видишь ли, вот как обстоит. Место Воланда в иерархии высшее, но, очевидно, превыше, вне ангельской иерархии, пребывает Господь. Воланд чувствительно ревнует, но ничего поделать не может, Господь вне его власти. Пренебрежение непозволительно, ибо Воланд не смертный человек. Если Бог — любовь, то никому без наказания разъединить любящих нельзя, а за обращение к тёмной силе вознестись в царство света Маргарита всё же не могла, хоть босиком она, хоть нет. Поэтому ей, просительнице за непритязательного Мастера, дарован с ним не свет, а покой. Прекрасный роман, и во всякие времена вдумчивые люди будут находить собственные ответы на вечные и булгаковские вопросы.

«Я на свадьбу тебя приглашу, а на большее ты не рассчитывай», — как прав любимый поэт: большего, чем можем, мы за жизнь не сделаем. А чтобы успеть то, что должны, надо бы не отвлекаться и не громоздить лишнего, не тратя на пустое силы и средства. Но ведь так в реальности не бывает. Пример тому рядом с нами — выстроенный и заброшенный город. Скольким нуждающимся мог быть обеспечен приют, если бы город построили в месте, необходимом людям, а не военным! На севере в палатках войско долго не протянет, не в африканской Сахаре, откуда американские «Летающие крепости» поднимались на бомбёжку Западной Европы и Германии. Город махом возвели для расквартирования воздушной армии, которая, в случае войны, должна была блокировать и уничтожить тихоокеанскую базу советских подводных лодок в Петропавловске-Камчатском. Когда на вооружении у Штатов появились баллистические ракеты, ни бомбардировочная армия не понадобилась, ни город, достаточный для её размещения. Вместе с благоустроенным жильём, коммунальной инфраструктурой, внутренним транспортом, кафе, офицерскими ресторанами, пивнушками, барами и дансингами для солдатни, кинотеатрами, редакциями газет, телецентром и прочим, прочим, прочим. Перенести город на другое место невозможно, законсервировать незачем, снести дорого, вот его и бросили. Сколько омертвлено дорогостоящих ресурсов и затрачено человеческого ненужного труда! Прочные льняные скатерти здесь, на обеденных столах, вы видите, сохранились от той военной авиабазы, и десятилетиями сносу им нет. Обстановка вся сбереглась в рабочем состоянии и без нареканий служит. С кого-то спросили за дурную милитаристскую политику, кто-то ответил перед налогоплательщиками за безумные растраты? Нет! Им внушили, что всё это делается в национальных интересах Соединённых Штатов. Не все американские граждане, к сожалению, и интересовались.

И у нас, в России, в отношении государственной расточительности ничуть не лучше. Особенно обидно, когда тратят общенародные денежки не на дело, а бросают, как в болото, впустую. Жаль, конечно, тратиться на оборону, но тут уж никуда не деться, поскольку не мы сегодня лидируем, не мы определяем жёсткую мировую политику. Мы только защищаемся. Отец моего приёмного отца, мой дед, сам кадровый военный, любил частенько вспоминать: в Первую Мировую войну русские солдаты-артиллеристы хорошо знали, что целиться обязаны точно: один выстрел из трёхдюймовой пушки — пара хромовых сапог улетела. Те, кто до призыва в армию ходил в деревне в лаптях, ещё как понимали ценность сапог!

Всё усложнилось и вздорожало с тех пор. Современный трамвай, который начинают производить у нас в России на Урале, стоит восемьдесят миллионов рублей. Сколько это квартир или частных домов, миллиона по два, легко подсчитать. А один боевой самолёт Сухой-34 стоит миллиард рублей, хватит на двенадцать с половиной трамваев. Или на довольно крупное поселение из полутысячи благоустроенных домов. Так что, аэропланы не строить? Отбивать у супостата охоту к нападению будем на городских рельсах трамваями?

До нас донёсся голос Джеймса Миддлуотера, сорвавшегося на повышенные тона:

— …Вы не представляете себе, какие огромные силы уже прибывают к цели предстоящего патрульного полёта и с ходу задействуются на земле!..

— Да, уже послезавтра предстоящего тебе вместе с Хэйитиро полёта, — повторил в задумчивости Башлыков, метнувший быстрый взгляд на Бориса. — В воскресенье, четырнадцатого числа. Какой насыщенный выдался у вас сегодня день! Наверное, уже ноги не держат? Нужно держаться. А военным всего-то нужна сочинённая гениальной шпаной информационная программа для легко доступного оружия вроде школьной лазерной указки, с которой эта указка становится способна вывихнуть экипажу мозги и расплавить конструкции самолёта. Чтобы добыть программу, затрат не жалеют. Разработка дороже, да и не получается пока у военных, судя по всему…

Практика показывает, например, что ни один летательный аппарат не может быть испытан полностью. Из-за возрастающей дороговизны испытаний, дефицита времени, организаторы ищут разумный компромисс. Но чаще, если не всегда, получается испытательный минимум, далёкий от желаемого оптимума. Потому что безостановочная гонка! Но мы теперь готовы противостоять и этой агрессивной программе.

Скажи, Борис, а что нового в выдаче разрешения на полёт? Мне не полагалось быть на собеседовании, я не бывший заместитель твоего отца в КБ, как Дымов, вот ему на официозе присутствовать бы можно.

— Нового не так много. Может, условия только на этот конкретный полёт. Мне, Павел Михайлович, пришлось не тесты и не собеседование пройти, а сдать целый предполётный экзамен по международному воздушно-космическому праву. Здесь со мной были только двое: бригадный генерал ВВС США Миддлуотер и майор Свенсон, начальник авиабазы. Свенсон после экзамена, как служащий в войсках ООН и её высший местный чин, принял протокол о моей сдаче с электронными подписями комиссии и итоговый документ с предварительным разрешением на полёт. Трое экзаменаторов находились каждый в своём офисе, не исключаю, что на разных континентах. Председатель комиссии заявил, что болен, и пребывал в собственном доме. Расхаживал, красовался в дневном кабинетном халате со шнуром, белоснежной сорочке с отложным воротом «а ля Зорро», и побалтывал бокалом в руке, якобы с лекарством. Сложилось впечатление, что ему просто-напросто всё по фигу.

О неясностях скажу дальше, попутно. А содержание экзамена следующее.

На высотах до примерно ста километров (точная граница по высотам до сих пор не определена) действует международное воздушное право, а свыше ста километров, в космосе, действует международное космическое право.

При транзитном пролёте каждый летательный аппарат подпадает под правила Международной организации гражданской авиации ИКАО. Полёты и гражданских и военных воздушных судов обеспечиваются международной системой управления воздушным движением.

В соответствии с принятой системой уведомлений об испытаниях ракетоносителей в Мировом океане о моём запуске будет сделано соответствующее сообщение. Хотя я стартую с поверхности земли без использования ракетоносителя, но в направлении Мирового океана, то всё равно подчиняюсь тому, что действует. Как и в прежних полётах аэрокосмического МиГа, из-за моего полёта не стали вводить новую международную