Читать книгу - "Волосы. Иллюстрированная история - Сьюзан Дж. Винсент"

Я полагаю, что уже через несколько поколений может возникнуть нечто подобное в отношениях между влажным бритьем и электрической бритвой. Хотя она вышла на рынок, целенаправленно представляя современную, стильную мужественность, будучи используема на кино- и телеэкранах такими влиятельными в культуре фигурами, как Хамфри Богарт и Джон Стид из шпионского телесериала 1960‐х «Мстители» (в исполнении Патрика Макни), пока что электробритве не удается соответствовать этой первоначальной заявке^[263]. Напротив, опасная бритва переживает возрождение, ее острое лезвие, родословная и ретрошик привлекают новую, более молодую аудиторию. С другой стороны, безопасная бритва — в настоящее время, как когда-то это было с ее традиционным аналогом, известная прежде всего как просто «бритва», — вооружена не только своим лезвием, но и солидной порцией тестостерона: «Пожалуй, нет более мужского занятия, чем влажное бритье»^[264]. Оба типа бритв требуют целого ряда вспомогательных предметов, которые подчеркивают эту мужественность. В то же время мыло, кремы и пены, помазки и лосьоны после бритья формируют особый повторяющийся ритуал, способствуя его укоренению в повседневности. Возможно, в сравнении с этим электробритва, по сути, не имеющая лезвий и каких-либо принадлежностей, в современном представлении слишком удобна, слишком безобидна, чтобы взять верх в бритвенных привычках мужчин, чего, казалось бы, заставляет ожидать ее технологическая простота. Хотя бритье имеет долгую историю, на протяжении которой оно воспринималось как трудоемкий и сложный процесс, возможно, именно те аспекты, которые требуют самодисциплины, также вызывают лояльность и придают этой практике дополнительный смысл. Благодаря полному чувственности контакту с ароматным и пенящимся мылом, удовольствию от горячей воды и ощущению легкого нажатия стали на коже влажное бритье является важной ареной для повторяющегося перформанса маскулинности.

Гладкокожие женщины

Образ гладкокожей женственности мощно и глубоко укоренен в нашем обществе. Для Дарвина, рассматривавшего этот вопрос в контексте представлений викторианской Англии, этот образ превратился в факт, в настоящий эволюционный императив. Дарвин полагал, что сексуальные предпочтения мужской особи человека способствовали отбору гладкокожих женщин, отсеяв волосатых. Согласно эволюционной теории, волосатая женщина обречена была стать тупиковой ветвью; естественный отбор благоприятствовал гладкой коже^[265]. И все же, хотя это часто интерпретируется как отклонение от нормы, у женщин растут волосы и на теле, и на лице. То, что представление о естественной безволосой женственности существовало параллельно с культурными практиками женской депиляции, представляет собой вопиющий и затяжной случай «умышленного неведения». Следовательно, в сочетании с меняющимися нюансами идеала женщины с гладкой кожей, борьба с волосами на женском теле имеет долгую историю. Именно к этой истории мы сейчас обратимся.

Хотя бритва с прямым лезвием, возможно, была символом мужественности, пинцет был «бесполым» инструментом, который наверняка использовали и женщины. Также пинцет является древним орудием, которое за все это время почти не изменило свою форму, что связывает нас с тысячелетней историей контроля над внешностью. В раннее Новое время женщины могли использовать их отдельно или в сочетании со снадобьями, направленными на удаление нежелательных волос или предотвращение их повторного роста после выщипывания. Как мы видели в главе 1, рецепты для этих депиляционных средств входили в рукописные сборники, чьи составители (обычно женщины), очевидно, считали их подходящими для женщин (и возможно, не только для них). Чаще всего в текстах не указывается тип или зона роста волос, которые подлежат удалению, однако один рукописный рецепт советует всем, у кого «много длинных волос на руках», опалять их свечой каждый раз, когда луна идет на убыль^[266]. Печатные книги рецептов иногда дают немного больше сведений, в дополнение к общим упоминаниям «лица» и «тела» описывая конкретные места, такие как брови, губы и — в напоминание о том, что представления о красоте изменчивы, — лоб: