Читать книгу - "Реформатор после реформ. С. Ю. Витте и российское общество. 1906-1915 годы - Элла Сагинадзе"

В начале XX века для общества не было более болезненного и острого переживания, чем политический террор. Жертвами террористов становились министры и градоначальники, командиры воинских частей, начальники тюрем, жандармы, полицейские чины, приставы и другие представители власти. Никто не мог чувствовать себя в безопасности. Известный правовед, член кадетской партии профессор И.А. Малиновский в своем труде «Кровавая месть и смертные казни» (1909) провел обширный анализ политического террора в разных странах. Согласно приводимым Малиновским сведениям, только с октября 1905 года по 20 апреля 1906-го по политическим соображениям в России убиты 288 должностных лиц, 388 человек были ранены, 156 попыток покушения оказались неудачными. В 1907 году за две недели – с 16 января по 1 февраля – от рук террористов пострадали 67 должностных лиц^[305].

М.Б. Могильнер изучила формирование мифа о «подпольном человеке» в русской литературе и публицистике – мифа, сыгравшего ключевую роль в культурном оформлении событий 1917 года и в судьбе России в XX веке. Исследовательница подчеркивает, что общество отнюдь не было пассивным наблюдателем террористических актов: оно выражало сочувствие, но не жертвам актов, а революционерам, оправдывая их^[306]. Осуждавший насильственные методы борьбы Л.Н. Толстой считал убийства непопулярных министров «целесообразными»^[307]. И даже некоторые представители правительственных кругов полагали, что иными способами реакционность власти не преодолеть. В «Воспоминаниях» одного из самых либеральных министров, Д.Н. Шипова, сказано, что убийство Плеве «принесло облегчение»^[308]. Словом, в это время не было ничего более острого и болезненного – как не было, казалось, и более примитивного повода, чтобы напомнить о себе.

Покушение на графа отличалось и от террористических актов предыдущих лет, и от последующих громких актов (например, от убийства премьер-министра П.А. Столыпина). Замысел террористов не достиг своей цели, и ни сам отставной министр, ни его домочадцы не пострадали. Удивляло странное и непродуманное исполнение этого террористического акта, что заставляло многих воспринимать случившееся как симуляцию, будто бы заведомо устроенную так, чтобы никто не пострадал: «Покушение на Витте, по-видимому, было поддельное, да к тому же и очень неискусное, – сообщал столичный житель в частном письме. – Боже ты мой, какая пошлость! И у такого-то человека была в руках (да, пожалуй, еще и снова будет) судьба всего государства! Право же, никогда еще, кажется, Россия не переживала такого срама»^[309].

Обращала на себя внимание и странная деталь: ящик с бомбами, а также веревка, по которой он был спущен в трубы, оказались чистыми от сажи; это наводило на мысль, что взрывное устройство могло быть заложено только изнутри дома – самим графом либо его прислугой^[310]. В одном из частных писем передавались разговоры публики: «Говорят много о покушении на Витте, но мы над этим смеемся, потому что оно похоже на шутку. Я говорю от лица людей хорошо информированных, что полиция, которая делала допрос, не знает, как сформулировать свое мнение. Таким образом – и веревка, которая служила для спускания бомбы по трубе камина, не была покрыта сажей, и на самой бомбе не было никаких следов ее пребывания в трубе. Рассказывали, что Императрица-Мать, услышав новость, разразилась смехом, говоря: “Очевидно, Витте – сам, кто поместил туда бомбу”»^[311]. На основании имеющихся источников невозможно проверить, действительно ли реакция Марии Федоровны была таковой. Можно лишь с уверенностью утверждать, что к этой версии сначала склонялся и Николай II, о чем Витте был хорошо осведомлен^[312]. Характерно, что и император, и его семья не послали графу сочувственной телеграммы, что не осталось незамеченным^[313]. Холодность царя явно уязвила графа, потому что он упоминал о ней и в своих мемуарах: «Его Величество и его семья никакого жеста по поводу раскрытого покушения не сделали и никакого внимания мне не оказали»^[314].

Грубое и примитивное исполнение «адских машин» также существенно повлияло на распространение сплетен. В первые дни пресса утверждала, что «взрывчатый состав довольно слабый и сильного разрушения причинить не мог. ‹…› Взрыв человеческих жертв не повлек бы»^[315]. Лишь спустя несколько месяцев в лаборатории Артиллерийской академии была проведена экспертиза снарядов. В результате установили: вещество в них было такой силы, что при взрыве был бы снесен особняк Витте и частично разрушен соседний дом. После этого известия, как утверждал Сергей Юльевич, и царь отказался от версии о симуляции покушения^[316].

Взрывное устройство обнаружил известный журналист и близкий сотрудник графа (он работал с документами Витте для очередной статьи в комнате, где находился снаряд). Это также дало пищу для пересудов. Влиятельный правоконсервативный деятель генерал А.А. Киреев записал в дневнике 1 февраля 1907 года: «Все более и более выясняется, что покушение на Витте устроено если не им самим, то его приспешниками. ‹…› Открыл дело Гурьев, из жидков, правая рука Витте, когда он был министр»^[317]. Позднее А.Н. Гурьев, признавая необычайную распространенность подобных сплетен, заявлял: «Я не говорю о газетных клеветниках, но даже официальные круги какое-то время отказывались верить, что я обнаружил бомбы в доме графа Витте»^[318].