Читать книгу - "Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953 - Джеймс Хайнцен"

Важно отметить, что, по всей видимости, даже беря взятки, определенные пределы судьи не переступали. В мире взяточников существовала некая мораль. Почти во всех делах, материалы по которым я видел, судьи, принимавшие незаконную плату, проявляли снисходительность лишь к хозяйственным и имущественным преступлениям (но не политическим и не насильственным). Это объяснялось несколькими причинами. Во-первых, судьи, видимо, полагали, что брать взятки в случае хозяйственного или имущественного преступления менее рискованно; во-вторых, несоразмерность наказания за мелкие хозяйственные нарушения или кражи вдохновляла родственников на попытки добиться освобождения обвиняемых; в-третьих, посредники тоже не столь охотно участвовали в сделках, касающихся политических или насильственных преступлений; наконец, большинство судей, кажется, считало морально недопустимым освобождение уголовников, совершивших насильственные преступления, или «врагов правительства». В случае же неполитических преступлений многие оправдывали свои действия на том основании, что в известной степени восстанавливали справедливость.

Судя по имеющимся документам, купить заступничество за лицо, обвиняемое в политическом или насильственном преступлении, удавалось крайне редко. Обнаружено очень мало примеров, когда прокуроры или судьи принимали взятки за особый подход к делам людей, обвинявшихся в контрреволюционных преступлениях по ст. 58⁴⁷. Судья Верховного суда Шевченко дал показание, что, когда его попросили вмешаться в дело Чачиашвили (за плату), он отказался, поскольку последнего арестовали за «контрреволюционное преступление»⁴⁸. Точно так же есть лишь ничтожная горстка примеров документированных дел, в которых обвиняемому, совершившему насильственное преступление, помогал судья за взятку⁴⁹. Неясно, отказывались ли судьи вмешиваться в такие дела по этическим соображениям или не желали идти на риск куда более серьезного наказания в случае разоблачения⁵⁰.

Таким образом, хотя некоторые судьи проявляли готовность освобождать – за деньги – осужденных за имущественные, хозяйственные или служебные преступления, считая таковые словно не дотягивающими до некоего невидимого порога, они не хотели переступать этот порог ради «опасных» преступников. В общем спектре уголовных дел, видимо, существовали определенные категории, в рамках которых судьи и прокуроры позволяли себе рискнуть. Осужденные по таким делам не являлись закоренелыми преступниками. Это были главным образом мелкие растратчики, воришки, работники-несуны, крестьяне, таскавшие продовольствие из амбаров и с полей, дельцы теневой экономики. Как правило, судьи (и, скорее всего, прокуратура с милицией) не находили подобных преступников «опасными» и, вероятно, могли оправдать в собственных глазах отмену их осуждения. Политических же преступников они полагали угрозой обществу, так же как убийц, бандитов и вооруженных грабителей.

Как мы видели, число дел, попадающих в категорию, где взяточничество считалось «приемлемым», быстро росло в ходе ожесточенной борьбы с хищениями и хозяйственными преступлениями в 1945-1949 гг. Массовое осуждение за неполитические преступления создало огромную армию людей, добивающихся особого к себе отношения. Это был как раз тот тип «преступников», с каким определенные судьи охотнее всего шли на сделки.

Судей нельзя назвать типичными советскими взяточниками. Они не распоряжались дефицитными товарами и услугами, которые пользовались чрезвычайно высоким спросом и стоили приплаты сверху, – квартирами, продуктами, документами, освобождением от работы, военной службы или обременительных государственных обязательств. Зато судьи продавали справедливость, которую советским людям обещали как их неотъемлемое право в социалистическом обществе (и гарантировала, пусть только на бумаге, сталинская Конституция 1936 г.), но которой многие считали себя лишенными.