Читать книгу - "Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953 - Джеймс Хайнцен"

Однако, если посмотреть, какого типа дела о взяточничестве расследовались, видно, что наиболее прибыльные возможности чаще всего предоставляли судебным работникам уголовные дела. В советских государственных и партийных архивах зафиксировано множество случаев, когда юристы за деньги или подарки оказывали противозаконную помощь в делах, связанных с хищением государственной собственности, «спекуляцией», злоупотреблением служебным положением и нарушениями суровых законов о труде.

Конечно, дела военного времени с участием судей отражают отчаяние населения. Но вместе с тем они свидетельствуют об изобретательности отдельных фигурантов²⁷. В конце 1944 г., когда еще шла война, в Коминтерновском и Сокольническом районах Москвы на рассмотрение суда попала примечательная серия дел. Прокуроры обвиняли нескольких судей в получении взяток за мягкие приговоры и решения. С начала 1943 г. работники молокозавода, арестованные за воровство, давали судьям взятки, в том числе одежду и тысячи рублей, за оправдательные вердикты. В одном случае судья принял от обвиняемого отрез шерстяной ткани и женские туфли. В сентябре 1944 г. работники бани № 4 Коминтерновского района были арестованы за кражу и нелегальную перепродажу мыла. Директор бани связался с уборщицей в суде, которая и выступала посредницей между персоналом бани и судьей. Через уборщицу обвиняемые заплатили последнему 6 тыс. руб. за легкие приговоры; все они получили по году исправительных работ вместо обычных двух лет. Правда, одну осужденную банщицу и смягченный приговор не устроил. Она обратилась к той же уборщице и договорилась о новом сокращении срока – до шести месяцев²⁸.

Как правило, роль посредников исполняли канцелярские работники, использовавшие свое потенциально выгодное положение «привратников» между судьей и общественностью. Служившая секретарем в военном трибунале Москвы О. В. Спримон имела доступ как к материалам дел, так и к официальной печати трибунала. Она регулярно фабриковала и отправляла в лагеря и колонии Гулага фальшивые копии решений трибунала о смягчении приговоров. С июня 1943 г. до конца 1944 г., по словам сотрудника Министерства юстиции, Спримон устроила освобождение из заключения 11 чел.²⁹ За такие услуги она брала плату и с самих осужденных, и с их родственников. Платили ей часто наличными, но она также принимала и продукты, и мануфактуру, и ценности. За 18 месяцев, согласно данным следствия, Спримон получила взятки по меньшей мере на сумму 200 тыс. руб.

Взяточничество в связи с мелкими преступлениями в военное время имело место и в сельских судах. Судье А. Н. Стариковой, члену партии, окончившей всего шесть классов школы, было 24 года в марте 1944 г., когда она стала судьей народного суда Завьяловского района Удмуртской АССР, одной из тех женщин, которых срочно назначали судьями, заполняя вакансии, освободившиеся после ухода мужчин на фронт³⁰. Согласно докладу Министерства юстиции, она регулярно принимала персональную плату от людей, просивших о снисхождении, иногда наличными, иногда натурой. В 1944 г. она позволила осужденному спекулянту избежать заключения за 1 500 руб. и 20 яиц. За 1 100 руб. и вожделенные наручные часы судья Старикова приговорила двух женщин, осужденных за мелкое хищение госсобственности, к исправительному труду по месту работы, а не в лагере. Получив 16 кг баранины и 3 кг сала, она избавила от лагерей некоего Чукавина, назначив ему условный срок за нарушение постановления о трудовой дисциплине от 26 июня 1940 г.³¹ Всевозможные торговцы черного рынка, мелкие воришки, прогульщики – классические мишени сталинских репрессий – находили путь в сельский суд Стариковой и общий язык с судьей, договариваясь о смягчении приговоров.

На суды из года в год оказывали сильный нажим, требуя суровых обвинительных приговоров. В августе 1949 г. заместитель министра юстиции П. А. Кудрявцев бранил судей за недостаточно серьезное отношение к указу от 4 июня о хищении государственного имущества. До сих пор, заявлял он, слишком многие судьи ведут себя чересчур «либерально», предпочитая назначать наказания за хищение госсобственности и другие «серьезные преступления» по минимуму, а не по максимуму³². Некоторые, по его словам, даже безосновательно оправдывали расхитителей, несмотря на то что «главная работа всех судебных органов – борьба с хищениями». Кудрявцев упрекал судей в том, что многие из них неправомерно проводят различие между преступлениями против госсобственности и политическими преступлениями. «Почему-то, – саркастически замечал он, – когда в военном трибунале рассматривается дело о контрреволюционном преступлении, то у судьи рука не дрожит, когда он определяет такую меру, как лишение свободы на 25 лет, а когда разрешается дело о ворах и жуликах, тоже врагах народа, то судья прибегает к минимальной санкции и сила закона полностью не применяется»³³. Политические власти добивались максимальных приговоров, настаивая, чтобы судьи не проявляли снисходительности к обвиняемым только потому, что их преступления не носили контрреволюционного характера³⁴.

Массовые репрессии за неполитические преступления (и очень долгие сроки заключения за некоторые из них) возымели неожиданные последствия – рост внутри самой правовой системы рынка сделок купли-продажи, на котором люди пытались купить милость к подсудимым, получавшим крайне суровые приговоры³⁵. Как ни парадоксально это может показаться, произвольные массовые аресты и необычайно большие сроки наказаний за неполитические преступления создавали гигантские возможности для работников правоохранительных ведомств³⁶. Некоторые (разумеется, отнюдь не все) милиционеры, прокуроры, судьи, адвокаты не упускали случая набить карманы³⁷. Стражи закона, готовые рисковать, незаконно принимая подарки или деньги, в судах эпохи позднего сталинизма пережили недолгий, но золотой век процветания.

Там не только открывался широкий простор для взяточничества, но и спрос на смягчение приговоров со стороны населения был огромен. Кто в основном предлагал взятки судьям? Согласно официальным документам и рассказам современников, люди в военные и послевоенные годы по большей части прибегали к взяткам, чтобы предотвратить осуждение – или добиться освобождения – кого-либо из членов семьи. Режим невольно сотворил легионы потенциальных взяткодателей из семей сотен тысяч посаженных «расхитителей» и «спекулянтов». Что интересно, арестовывали чаще всего мужчин, а взятки за освобождение осужденных давали главным образом их жены (вместе с детьми и родителями)³⁸. Можно утверждать, не боясь преувеличения, что родные приговоренных к лагерям за хозяйственные преступления и хищения госсобственности составляли значительную долю тех, кто предлагал взятки судьям и прокурорам.

Огромное количество арестов и суровость наказаний за мелкие преступления рождали впечатление (зачастую верное), что многих арестовывают и сажают ни за что³⁹. Такое ощущение возникало и у судей, рассматривавших дела, и у адвокатов, и у части населения. Некоторых представителей пострадавшей стороны оно побуждало исправить предполагаемую несправедливость при помощи взятки работникам правовой системы. Раненый фронтовик Соловьев рассказывал о своем деле: «Я считал себя неправильно осужденным и, имея большую семью, искал выхода из постигшего меня несчастья, и вот к чему меня привело обращение к Шевченко [т. е. подкуп судьи. – Дж. А.]»⁴⁰. Взятки часто давались именно с целью добиться правильного и законного приговора (а не ради отмены решения как такового), и это лишний раз доказывает, что перекосы сталинского правосудия служили одной из главных (хоть и нечаянных) причин противоправных платежей в судах. На процессах по делам о взяточничестве многие судьи пытались защищаться, заявляя, что не брали взяток, а просто принимали «знаки благодарности» за исправление ошибок, допущенных некомпетентными судами низшей инстанции.