Читать книгу - "Взлеты и падения великих держав - Пол Кеннеди"

Сообществу придется решать проблему прогрессирующего отставания от США и Японии в новых и быстро развивающихся высокотехнологичных сферах. <…> Ухудшение результатов мировой торговой деятельности ЕЭС в таких отраслях, как производство компьютеров, микроэлектроники и оборудования, является общепризнанным фактом^{1094}.

Вполне вероятно, что картина «евросклероза» и «европессимизма» нарисована в слишком мрачных тонах, поскольку есть явные признаки конкурентоспособности Европы в сфере производства качественных автомобилей, гражданских и военных самолетов, спутников, в химической промышленности, в таких областях, как телекоммуникации, финансовые услуги и т. д. Тем не менее существует неясность в отношении двух самых насущных вопросов. Сможет ли ЕЭС с его неоднородным социополитическим составом адаптироваться к быстрым и серьезным изменениям тенденций на рынке труда, как это удалось его иностранным конкурентам? Или же оно будет склонно замедлять воздействие экономических перемен на менее конкурентоспособные отрасли (сельское хозяйство, текстильную промышленность, кораблестроение, угледобывающую и металлургическую промышленность), уменьшая прессинг в краткосрочной перспективе, но обрекая себя на менее выгодное положение в будущем? И способно ли Сообщество мобилизовать исследовательские и инвестиционные ресурсы, с тем чтобы оставаться одним из главных участников технологической гонки, тогда как его компании сильно уступают японским и американским гигантам, а любая промышленная стратегия должна разрабатываться не министерством внешней торговли и промышленности, а целыми правительствами двенадцати стран и Еврокомиссией, где у каждого свои интересы?

Если переключить внимание с ЕЭС в целом на ситуацию в трех ведущих военно-политических державах Европы, то ощущение, что их «потенциалу» угрожают «проблемы», становится еще острее. Вероятно, ни одно государство не демонстрирует столь наглядно признаки неопределенности европейского будущего, как Федеративная Республика Германия, что во многом обусловлено прошлым этой страны и до сих пор «временной» структурой нынешней Европы.

Хотя многих немцев беспокоит будущее их государства в XXI столетии, это далеко не главный повод для волнений (особенно если сравнивать с другими обществами). Хотя трудовые ресурсы Германии немногим превышают таковые в Великобритании и Франции, ВНП страны значительно выше, что свидетельствует о весьма впечатляющем долгосрочном росте производства. Это крупнейший в ЕЭС производитель стали, химикатов, электротоваров, автомобилей, тракторов и (с учетом спада производства в Великобритании) даже торговых судов, а также угля. Благодаря необычайно низкому уровню инфляции и трудовых конфликтов ей удается поддерживать экспортные цены на приемлемом уровне, несмотря на частые повышения курса немецкой марки, — что в конечном итоге является отложенным признанием того, что Западная Германия добилась высокой экономической эффективности. Сильный упор на тщательность разработки и конструктивное исполнение, характерный для западногерманского управленческого подхода (в отличие от американского, где во главу угла поставлено финансирование), заслужил немецким товарам репутацию качества. Год за годом активное сальдо торгового баланса Германии растет, уступая лишь японскому. Золотовалютные резервы государства больше, чем у любой другой страны в мире (возможно, за исключением той же Японии после недавнего экономического взлета), а немецкая марка часто используется другими государствами в качестве резервной валюты.

В противовес вышесказанному можно назвать и факторы, дающие немцам основания для тревоги (Angst)^{1095}. Система субсидирования агропромышленного сектора ЕЭС, этот бездонный колодец для западногерманского налогоплательщика, перераспределяет ресурсы от наиболее к наименее конкурентоспособным секторам экономики, причем Не только в самой ФРГ, где поразительно много мелких фермерских хозяйств, но и среди крестьян Южной Европы. Социальная ценность такой политики очевидна, однако она предполагает бремя, гораздо более тяжелое в пропорциональном исчислении, чем в американском или даже японском аграрном секторе. Неизменно высокий уровень безработицы в ФРГ, свидетельствующий о том, что в устаревших отраслях все еще занята слишком большая доля работающего населения, тоже тяготит экономику, поскольку социальные выплаты забирают значительную долю ВВП; и хотя безработица среди молодежи может снизиться благодаря разнообразным курсам и образовательным программам, а также в результате быстрого старения населения, все же эта последняя тенденция дает едва ли не самый серьезный повод для беспокойства. Конечно, было бы сильным преувеличением считать, будто немецкая нация «вымирает», однако резкое падение рождаемости явно отразится на экономике страны в нынешней ситуации, когда значительную часть населения составляют пенсионеры преклонного возраста. Наряду со страхами демографического характера нарастают менее ощутимые опасения: «грядущее поколение» не захочет работать с той же самоотдачей, как те, кто поднимал Германию из военного пепелища, и при более высоких, чем в Японии, затратах на заработную плату и более короткой, чем в стране восходящего солнца, рабочей неделе даже нынешних темпов роста производства не хватит, чтобы ответить на вызовы, приходящие из Тихоокеанского региона.

Впрочем, ни одна из этих проблем не является непреодолимой при условии, что Германии удастся сохранить сочетание таких факторов, как низкая инфляция, высокое качество продукции, крупные инвестиции в новые технологии, превосходный дизайн и умение продавать, а также спокойные отношения работодателей и сотрудников. (По крайней мере, учитывая, что перечисленные выше проблемы волнуют немецкую экономику, можно предположить, насколько сильно они подорвут экономику большинства ее менее конкурентоспособных соседей.) Куда сложнее предугадать следующее: останутся ли необычайно сложные и совершенно неповторимые контуры существовавшего с 1940-х годов «немецкого вопроса» неизменными и к началу XXI столетия, то есть сохранятся ли «две Германии», разделенные враждебными блоками, несмотря на рост связей между ними, сможет ли альянс НАТО (центральное место в котором как раз и занимает Федеративная Республика) защитить немецкие земли, не уничтожив их, если отношения между Востоком и Западом накалятся до открытого противостояния, и смогут ли Германия и ее партнеры по блоку ЕЭС-НАТО в случае ослабления американского влияния разработать адекватный аналог стратегическому американском «зонтику», успешно функционирующему последние сорок лет. Ни одна из этих взаимосвязанных проблем не требует незамедлительного решения, однако их сочетание дает вдумчивым наблюдателям основания для беспокойства.

Вопрос «германо-германских» отношений, должно быть, выглядит в настоящее время самым гипотетическим. Как явствует из предыдущих глав, место Германии в ряду европейских держав волновало и волнует государственные умы в течение полутора столетий^{1096}. Если все, кто говорит на немецком языке, объединятся в национальное государство в соответствии с почти двухсотлетней европейской нормой, результатом будет такое сосредоточение человеческих и производственных ресурсов, какое непременно сделает Германию мощнейшей экономической державой Западной и Центральной Европы. Само по себе это не обязательно превратит страну в доминирующую военно-территориальную державу, подобно тому как империализм режимов кайзера Вильгельма II и в большей мере нацистского правительства породил претензии Германии на гегемонию. В биполярном мире, который в военном отношении все еще находится под преобладающим влиянием Вашингтона и Москвы, в эпоху, когда военные конфликты ведущих стран грозят перерасти в ядерную войну, а в Бонне и Восточном Берлине заседает «денацифицированное» после 1945 года поколение немецких политиков, сама идея германских претензий на «европейское господство» кажется устаревшей. Даже если бы попытка была предпринята, баланс европейских (и тем более общемировых) сил не позволил бы ей осуществиться. Следовательно, рассуждая абстрактно, будет исключительно правомерно, если 62 млн. западных и 17 млн. восточных немцев объединятся, ведь и те и другие все отчетливее осознают, что у них куда больше общего друг с другом, чем с покровительствующими сверхдержавами.