Читать книгу - "Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе - Александр Стыкалин"

Впрочем, Декларация 30 октября не была мертворожденным документом. В ноябре – декабре 1956 года делегации Польши и Румынии, ссылаясь на нее, добились от Москвы определенных подвижек в двусторонних отношениях, не в последнюю очередь экономических. Показательна и хрущевская трактовка сути декларации, выраженная в словах: «мы придерживаемся Декларации. С Имре Надем это невозможно». По мнению советского лидера, принятый документ применим только, когда речь идет об отношениях между социалистическими странами; в Венгрии же коммунисты уже теряют власть.

Бесспорно, антиегипетская акция Великобритании и Франции стала тем внешним фоном, на котором советские военные действия в Венгрии, начатые 4 ноября, могли бы вызвать более снисходительное отношение мирового общественного мнения. Кроме того, вовлеченность стран НАТО в Суэцкий конфликт снижала вероятность активного вмешательства этого блока в Восточной Европе, тем более в момент, когда внутри западного лагеря впервые за послевоенный период столь отчетливо проявились разногласия – президент США Д. Эйзенхауэр в разгар предвыборной кампании однозначно не поддержал ближневосточную операцию союзников, осуществленную без должного согласования с Вашингтоном. Самостоятельные, несогласованные действия Лондона и Парижа в условиях столь острого международного кризиса были восприняты в Белом Доме как определенное проявление нелояльности^[90]. Как бы там ни было, благодаря Суэцкому кризису СССР получал больше свободы рук в венгерских делах. Ближневосточные события, насколько можно предполагать на основе записей заседаний Президиума, ускорили принятие ключевого решения по Венгрии.

Как видно из записей, членам Президиума ЦК приходилось параллельно заниматься Суэцким и Венгерским кризисом. Что касается жесткого, ультимативного заявления советского правительства в адрес Великобритании и Франции, сделанного в ночь с 5 на 6 ноября и интерпретированного на Западе как угроза применения стратегического оружия, его также необходимо рассматривать в венгерском контексте. Проявление временной слабости в Венгрии заставляло искать пути компенсации в Египте. И военная акция в Венгрии, и ультиматум, адресованный европейским державам, воспринимаются как две составные части единого плана демонстрации военной силы, причем предпринятые шаги были до известной степени синхронизированы. При осуществлении советской политики расчет делался как на декларированное невмешательство США в венгерские дела^[91], так и на не поддержку Соединенными Штатами ближневосточной политики своих союзников. В Москве могли позволить себе блефовать, имея представление о позиции Вашингтона. В сложившейся ситуации США пытались повлиять на союзников, принуждая их к прекращению акции, в Вашингтоне резонно опасались, что затягивание операции, крайне непопулярной в общественном мнении всех развивающихся стран, только упрочит авторитет президента Египта Г.-А. Насера в качестве харизматического лидера всего арабского мира, сделает его знаменем антиколониалистского движения и этим неминуемо воспользуется СССР в целях укрепления своих позиций на Ближнем Востоке и – шире – в «третьем мире». Американские дипломаты убеждали своих европейских партнеров не давать СССР повода, чтобы закрепиться в регионе. Задача эта не была достигнута. Приложив огромные пропагандистские усилия и использовав уже приобретенные рычаги влияния на формировавшееся с 1955 года движение неприсоединения, СССР сумел приписать себе главную заслугу в прекращении огня в зоне Суэцкого канала. Провалившаяся военная акция двух европейских держав объективно способствовала усилению советских позиций на Ближнем Востоке. Если на венгерском направлении СССР, учитывая крайне негативный отклик в мире на свою акцию, в немалой мере проиграл, то на ближневосточном направлении он однозначно выиграл. В Кремле это хорошо понимали. Можно сослаться на высказывания А. И. Микояна, который на июньском пленуме ЦК КПСС 1957 года, не поддержав предпринятую перед этим попытку отстранить от власти Хрущева, записал в актив первому секретарю ЦК КПСС то, что после Суэцкого кризиса Запад уже не может без согласования с СССР проводить свою ближневосточную политику^[92]. Что касается самого Н. С. Хрущева, то он на декабрьском пленуме ЦК КПСС 1956 года увидел взаимосвязь венгерского и ближневосточного кризисов в том, что наступление СССР в Венгрии послужило сдерживанию империализма в Египте: «если бы мы не набрались смелости и упустили бы, не дали отпора венгерской контрреволюции, то ими была бы перейдена красная линия [на Ближнем Востоке]. А сейчас англичанам приходится выбираться из Египта, ведь это позор»^[93]. Но через считаные недели, осознавая, что дальнейшая демонстрация силы может нарушить в «третьем мире» представление об СССР как о миролюбивой державе, Президиум ЦК КПСС активно обращается к обсуждению проблем разоружения^[94]. За демонстрацией силы в качестве компенсации произведенного впечатления должна была последовать демонстрация миролюбия.

Будапешт. 4 ноября 1956 года

При всех разногласиях между членами Президиума ЦК КПСС и при всех столкновениях амбиций постсталинское «коллективное руководство» (плод конкретно-исторической ситуации весны 1953 года)^[95] вплоть до наступившего в 1957–1958 годах хрущевского «единовластия» выступало как орган, в целом способный к результативному, согласованному принятию оперативных внешнеполитических решений. Глубоко укорененные традиции большевистской этики не позволяли никому упорствовать в своих взглядах, ведь любое чрезмерное упорство могло повлечь за собой обвинения во фракционности. Каждому следовало вовремя присоединиться к мнению большинства. Надо при этом иметь в виду, что даже между самыми крайними флангами политического спектра в Кремле – «ультраконсерватором» В. М. Молотовым и «ультралибералом» А. И. Микояном – не было принципиальных расхождений по самым существенным вопросам, связанным с пониманием геополитических интересов СССР, особенно там, где дело касалось сохранения контроля СССР над своей сферой влияния в Восточной Европе, обеспечения власти компартий в странах блока. Устранение Хрущевым конкурентов в 1957–1958 годах, усилив позиции первого секретаря ЦК КПСС и лишив его противовеса в лице так называемого «коллективного руководство», негативно сказалось на эффективности работы Президиума ЦК и усилило риск принятия авантюрных решений, создававших, как в случае с Карибским кризисом октября 1962 года, реальную угрозу крупномасштабного ядерного конфликта.