Читать книгу - "Александр II - Александр Яковлев"

Он ненавидел Лорис-Меликова за его уступки, за «туманно-либеральные фразы, вводящие в заблуждение доверчивых людей». «Революционерам остается одно, – убеждал Желябов на заседаниях членов организации, – продолжать начатую борьбу во что бы то ни стало, ибо только она может дать какие-нибудь результаты и вывести общество из инерции… Это средство исключительное, героическое, но зато и самое действительное, лишь бы только эта борьба велась последовательно без перерывов… У правительства вне его самого нет опоры… Мы должны идти форсированным маршем…»

Он, как и все сподвижники его, знал «одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть» – и, войдя в них, эта злая страсть придавала им силу, упорство, хитрость. Они готовились убить одного человека.

…Желябов командовал, переходил из комнаты в комнату, балагурил, встревал в разговоры, запевал песню, и все время за ним следила взглядом Соня. Он больше года назад сошелся с Перовской, жили как муж с женою, сознавая непрочность и мимолетность своего счастья, но не в силах отказаться от него. Худенькую, небольшого росточка, неказистую на вид Софью Перовскую красили необыкновенные глаза, большие и глубокие. Она была горда и честолюбива и покорилась Андрею потому, что невозможно было не признавать его превосходство во всем, его силу и красоту.

Но если в нормальной жизни человеческой любовь созидает, образует семью, рождает детей, то их запретная, напрасная любовь питала энергию разрушения.

Погода в тот день выдалась убийственная, по воспоминаниям Льва Тихомирова: свирепый ветер с Невы, сильная метель с холодной снеговой крупой. Но тем милее было тепло от печки-голландки и стакан чая из рук Перовской. В квартире было шумно.

– Господа, – сразу предупреждал входящих Желябов, – сегодняшний вечер без дел. Ни слова о делах, иначе – штраф!

И это было так странно, все только о деле и думали. Оттого впадали в нервическую возбужденность и выплескивалось то, что задавливали в себе – желание покоя, уюта, радости, участия.

Заботливая хозяйка квартиры наготовила угощения. Гости приносили с собой кто бутылку вина, кто пирог, кто еще что-нибудь. Желябов превзошел себя. Он появлялся во всех комнатах, поддерживал разговор, не допускал остаться задумчивой ни одной физиономии, угощал пирогами и подносил рюмку, затевал песни, танцевал, заставлял каждого развертывать свои таланты.

– Ну какое-нибудь стихотворение ты знаешь?

– Басню Крылова помню, с гимназии.

– Читай Крылова!

То-то было смеху! Танцы начались кадрилью, закончились трепаком. Дурачествам не было конца.

На новогодний вечер собрались, помимо Желябова и Перовской, Лев Тихомиров, Николай Кибальчич, Николай Саблин и еще с десяток близких лиц.

«На всех напало какое-то страшное веселье…» – так написал позднее Тихомиров и тем невольно проговорился, выдал то, что сам и другие чувствовали: страх от сознания зла, в котором увязли напрочь.

Чего они ждали от наступающего года? Крови, смерти. Кому могли желать счастья и здоровья, уверенные что рано или поздно будут арестованы и казнены, в лучшем случае отправлены на сибирскую каторгу. Их тосты были таковы: «За революцию! Смерть тиранам!»

Веселились до утра и разошлись уже при свете дня, первого дня 1881 года.