Читать книгу - "Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко"

За чаем уже Андрей Валерианович по просьбе Акико рассказал нам о том, что знал о службе энергоинформационной безопасности. Поначалу я больше разглядывал его, чем слушал, и мне показалось, что он лет на пять меня старше. Я подумал, что тогда он должен быть меня умнее. Значительно умнее. Следовательно, в моём понимании, он должен был молчать намного чаще и дольше, чем молчу я. Что же, тогда придется больше разговаривать мне? Но о чём? Что я могу знать такого, что может быть интересно им? Мои опасения попасть впросак скоро развеялись. Трём собеседникам было настолько интересно общаться друг с другом, что обо мне они, кажется, попросту забыли. Манера речи Андрея Валериановича заметно отличалась от русского языка Джеймса Миддлуотера или Акико. В ряде случаев Кокорин иначе расставлял ударения в некоторых словах, французил, иногда слегка грассируя:

— Из того, что знаю я, Служба энергоинформационной безопасности напоминает мне тайный интернациональный орден монахов-воинов, который, однако же, совсем не делает секрета из своего существования. Пожалуй, наоборот. И теперь, наверное, кое-что о СЭИБ приукрашено и обросло, как водится, легендами. Поговаривают, её сотрудником может оказаться любой, даже крошка-ребёнок, достигший определённой стадии этического совершенства и давший перед тремя офицерами Службы клятвенный обет приносить пользу человечеству в целом. Их практически невозможно поймать, потому что они не носят форму, не имеют и не предъявляют «сэибовских» служебных удостоверений. Вряд ли кто-либо из них состоит и на государственной службе. Скорее, они не служат никакому из государств, потому что участие в стремлении обеспечить одному государству какие-то преимущества за счёт других неминуемо войдет в противоречие с данным этим человеком священным обетом. Участие в подавляющем большинстве государственных мероприятий — в любом государстве нашего непростого мира — противоречит соответствию запросам широких слоёв населения самой этой страны, но происходит в обеспечение интересов элиты. Ведь почти всегда во главе стоит властолюбивый лидер, а если его нет, будет происходить тайная или открытая грызня, пока кто-то из алчущих власти не одолеет соперников. Каждый лидер ориентирует подчинённый ему государственный аппарат на работу исключительно в обеспечение личных представлений о благе, интересы же его зачастую своекорыстны. Обратной связью, мнением общества, вожди чаще всего пренебрегают. Любое государство — это изначально форма подавления внутренней элитой данной страны остального общества.

Я почувствовал возрастающий интерес. Не я один, ещё и Акико была вся внимание.

— Офицеры СЭИБ обладают умиротворяющим могуществом, — неторопливо, словно рассуждая и одновременно размышляя, продолжал Кокорин. — Двое, скажем, способны утихомирить — единственно своим присутствием, ничего, казалось бы, открыто, заметно для других, не совершая, — средний по численности населения город. Скажем, дюжина таких умиротворителей, находясь там и сям в какой-нибудь столице или вокруг неё, перекрывает её сообща своим энергетическим полем и в состоянии заставить местное правительство отказаться от планов начать агрессивные действия против соседней страны, если это правда. Друг с другом эти офицеры сообщаются мысленно, говорят, что на ментальном уровне. Вполне уверенно определить их могут лишь посвящённые высших рангов, которых тоже не подкупить, потому что они очень хорошо знают, что могут потерять в следующем рождении, продаваясь сейчас за деньги или материальные блага. Такие люди сами когда-то сознательно дали обеты высокого служения во имя блага других людей и добровольно не пойдут на их нарушение. Да они и не раскрываются!

— Эти, вы говорите, секретные офицеры службы СЭИБ, они что же — совсем бессребреники — и никогда не применяют оружия? — Для Акико было непонятно, как задаром можно перемещаться осовременившимся уподоблениям ниндзя по полному реальных опасностей миру, чтобы своевременно оказаться в нужной точке обширнейшей земной поверхности и выполнить задание. — Знаете, как-то трудновато в безоружных военных верится даже в наше время. И только ли бескровными бывают варианты поручений?

Кокорин признался, что сам немало размышлял на эту тему и постепенно пришел к выводу, что вряд ли служба СЭИБ чисто военная и работает в оперативном режиме быстрого реагирования подобно пожарной команде. Сомнительным представляется и использование «сэибовцами» детей. Хотя вряд ли оправданно распространять на обсуждаемое новообразование свои примитивные и отсталые представления о действующих уже более ста лет спецслужбах различных правительств, а в наши дни и частных корпораций. Наверное, офицеры, относящиеся к СЭИБ, отбираются из молодого ещё поколения людей нарождающейся в наше время расы, переходной к Шестой Коренной расе. Тогда как мы, здесь присутствующие, относимся к последним на земле людям Пятой расы, с ограниченными духовными способностями. Мы остались по своей природе, к глубокому сожалению, в основном тупыми эгоистами.

— Андре, мы, кажется, пытаемся поймать крупную рыбу в давно высохшей луже, где нет и головастиков, — с принесённым на подносе безе в розетках заметила жена Андрея Кокорина и взглядом попросила меня налить ей чаю ещё. Этот сорт пирожного ей, похоже, очень нравился. А в прежних обсуждениях тонкостей в отношении СЭИБ между собой супругам Кокорин вряд ли посчастливилось преуспеть, почему и потребовалось неприметно свернуть эту тему. — Давно известно, что каждому человеку для нормальной, полноценной жизни нужна вся Вселенная.

Фрау Кокорин говорила довольно низким, чувственным голосом, русским языком, оказалось, владела сносно, только произношение казалось по-немецки грубоватым, как бы взлаивающим на окончаниях слов, нередко с непривычным глотанием гласных.

В её приятном облике самыми чарующими, конечно, были её очень живые, глубоко карие глаза с голубоватыми белками. Я отметил своеобразное противоречие: глаза тёплые и живые, а взгляд замедленный и проникающий, напоминающий о владении специальным стилем мышления с помощью медленных мыслей.

Ещё в спортзале я обратил внимание на своеобразную редкостную красоту лица Софии-Шарлотты. К этой молодой женщине надо было внимательно присмотреться, чтобы постепенно разглядеть и начать восхищаться её какой-то особенно утончённой, рафинированной красотой, происходившей, как мне представилось, от многих поколений западноевропейских женщин, вся жизнь которых с рождения протекала во дворцах среди парковых ансамблей, в окружении прекрасных статуй, старинных гобеленов и потемневших живописных портретов на стенах генеалогических галерей, торжественно двигающихся верениц лакеев в ливреях и напудренных париках, расставляющих вычурные обеденные приборы и раскладывающих фамильное столовое серебро, музыки клавесина при танцах или струнного квартета, сопровождающего костюмированные обеды-спектакли, словом, всего того, что способствовало накапливанию интеллектуально выразительных черт в гармонизированных закрытым воспитанием обличьях и изысканных манерах представительниц прекраснейших половин древних родов аристократии.

В то же время возникало ощущение предвидения недолговременности и искреннего сожаления от эфемерности этой многовековой европейской селекционной красоты. Если возраст чуть-чуть, хотя бы на пару-тройку миллиметров, удлинит нос или уши или подбородок прекрасной Софии, её завораживающая красота начнет перекашиваться в сторону возрастающего безобразия. Ещё каких-то семь-восемь лет…

«Я столько не проживу», — внутри себя