Читать книгу - "Мастера секса. Жизнь и эпоха Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон – пары, которая учила Америку любить - Томас Майер"

Сандра Шерман, жена доктора Шермана, вспоминала Джонсон как темноволосую красотку, стильную штучку, чье присутствие ощущалось в любом помещении, где она находилась. Секретарш в те времена рассматривали как потенциальных охотниц за мужьями, использовавших свои хитрые уловки для разрушения счастливых домашних очагов. Ходили сплетни, что у нее были романы с некоторыми мужчинами на кафедре.

Самые близкие дружеские отношения сложились у Вирджинии с доктором Айрой Галлом, невысоким, энергичным молодым врачом. Их дневные смены в госпитале часто совпадали, и вскоре они стали приезжать на работу и с работы вдвоем. Сидя в «плимуте» 1948 года, принадлежавшем Айре, Вирджиния рассказывала ему о своей жизни, а он ей – о своих медицинских воззрениях, о внутренней механике клиники и об иерархии в Вашингтонском университете.

Однажды днем послеобеденная болтовня переключилась на секретное секс-исследование Мастерса, спровоцировав обычные шуточки. Джонсон улыбалась, но не принимала особого участия в общем веселье. Уже четыре месяца она составляла истории болезни пациенток, как велел ей Мастерс, и интимность некоторых вопросов вполне согласовывалась с тем, что она считала исследованием бесплодия. Но в тот день разговор в кафетерии раскрыл ей глаза.

В этот момент вошел Мастерс, одетый в свой белый лабораторный халат. Ему не потребовалось много времени, чтобы догадаться, что здесь обсуждают. Все уставились на Джонсон, ожидая ее реакции. Ни взглядом, ни мимикой она не выдала своих мыслей.

Мастерс счел своим долгом при всех объяснить ей, что истории болезней пациенток были частью исследования человеческой сексуальной реакции, и что некоторые женщины занимались сексом в целях клинического анализа. Ее это как-то задевает?

– Вовсе нет, – просто ответила Вирджиния. – Но зачем это нужно?

Другие мужчины ухмыльнулись, но Мастерс был очень доволен ее ответом. Это был голос дочки миссурийского фермера, которая видела на скотном дворе достаточно животной похоти, чтобы не удивляться похоти человеческой. В ее мире секс был давно отделен от любви, как это может быть только у разведенной женщины с двумя маленькими детьми. Она не смотрела на физическую близость ни с ужасом, ни с иллюзией блаженства. «Я воспринимала ее как нечто само собой разумеющееся, – вспоминала она свое представление о сексе до начала работы с Мастерсом. – Для меня она всегда была естественной потребностью. Она меня не шокировала».

Именно спокойная реакция Вирджинии стала решающим фактором в создании партнерства «Мастерс и Джонсон». Билл откровенно изложил причину, по которой выбрал ее: «Я мог иметь дело только с человеком, которому тема секса не причиняла дискомфорта», – объяснял он снисходительным тоном, словно он был профессором Генри Хиггинсом, а Вирджиния – Элизой Дулиттл из пьесы Джорджа Бернарда Шоу «Пигмалион». Ему досталась неподготовленная помощница, которая почти ничего не знала о теме его исследований; личность, которую Мастерс, казалось, вытесал из глыбы общественного невежества в области секса, отполировав и огранив ее по своему вкусу.

В идеале Мастерс предпочел бы женщину-врача, но такую кандидатку было слишком трудно найти. К тому же она потребовала бы равенства в партнерстве, контроля над критериями и нормами исследования и, вероятно, проявила бы более осторожное отношение делу, чем тот энтузиазм, который Джонсон демонстрировала изо дня в день.

Успех Мастерса и Джонсон коренился в их двойном подходе. Джонсон вскоре поняла, насколько велико ее значение в клинике. В присутствии обоих исследователей добровольцы чувствовали себя покойнее – оно создавало определенную благопристойность.

В конце концов Джонсон достаточно освоилась, чтобы спросить Мастерса, почему он не сделал своей партнершей жену. Билл сдержанно ответил, что у Либби не было для этого ни нужной подготовки, ни заинтересованности.

Что касается Джонсон, то тут он был уверен: она целиком разделяет его страстную преданность делу. Она осваивала тонкости анатомии, биологии и физиологии, чтобы свободно ориентироваться в теме исследования. Она работала без выходных и практически без отпусков, составляя бесчисленные медицинские истории и наблюдала один половой акт за другим. Казалось, она нашла свое жизненное призвание.

Не прошло и года с начала их совместной работы, как Вирджиния Джонсон получила приглашение на вечеринку в дом Мастерсов. Билл представил ее Либби, которая любезно, но недолго поговорила с ней. Джонсон смешалась с группой гостей, как вдруг к ней бросилась громогласная пожилая дама.

– Дайте-ка мне познакомиться с этой жемчужиной – этой идеальной женщиной, которую откопал Билл Мастерс! – воскликнула она на весь дом.

И Джонсон, и Мастерс были смущены. Своей жене и детям Мастерс сказал, что просто решил помочь Вирджинии, которая показалась ему трудолюбивой и искренней, хоть и невезучей в жизни.

Тем не менее Вирджиния стала бывать у Мастерсов, иногда с детьми, а однажды даже с родителями – Эшельманы переехали в Сент-Луис, и Билл пригласил всех на День благодарения. За столом Мастерс сказал Эдне Эшельман замечательный комплимент:

– Вы воспитали Вирджинию именно так, как следовало бы воспитывать женщин.

На самом деле причина была не только в исполнительности Джонсон. Ее действительно увлекло исследование, и она жаждала новых знаний. Мастерс даже брал ее с собой в операционную, чтобы она могла наглядно изучать основы анатомии. Она буквально глотала все выходящие работы о сексуальности. За год работы из безликой секретарши Вирджиния превратилась в знающую, креативную ассистентку и даже помогла проекту получить небольшое финансирование от нью-йоркского фонда, спонсировавшего репродуктивные исследования. Поскольку Мастерс продолжал работать в клинике бесплодия и вести акушерско-гинекологическую практику, повседневными исследованиями в основном занималась Вирджиния. Она вносила в проект здравый смысл и навыки практической коммуникации, необходимые для его успеха. Фактически она стала равноправным партнером Мастерса.