Читать книгу - "Юлий Цезарь. Политическая биография - Алексей Егоров"

Сторонники заговора попытались перехватить инициативу. Тиберий Клавдий Нерон, бывший легатом Цезаря в Александрийской войне (В. Alex., 25; Suet. Tib., 4) предложил объявить Брута и Кассия «тираноубийцами» и «освободителями», раздавались требования оставить тело диктатора без погребения (Арр. B.C. II, 127; Dio., 44, 35; Suet. Tib., 4). Впрочем, дискуссия принимала все более умеренный характер. Большинство согласилось, что заговорщикам надо сохранить жизнь, однако о наградах речи уже не было. В какой-то момент прения обострились, некоторые ораторы стали указывать на правовое несоответствие: амнистия заговорщикам предполагала осуждение Цезаря и, наоборот, непризнание Цезаря «тираном» означало то, что его убийцы должны были предстать перед судом. Признание Цезаря «тираном» означало и то, что все его распоряжения и назначения оказывались недействительными, а это, действительно, могло парализовать жизнь общества и государства. Более того, подобный поворот был невыгоден многим заговорщикам, включая обоих Брутов. Отмена реформ диктатора, что особенно подчеркивал Антоний, затрагивала сотни тысяч людей, получавших деньги, землю и гражданские права. Рим начинал жить по законам Цезаря.

В довершение ко всему, народ впервые отчетливо показал свою позицию. Собравшаяся у курии толпа требовала мести за Цезаря. В этой ситуации даже Цицерон предложил оставить в силе все распоряжения диктатора, включая неопубликованные, но при этом помиловать его убийц. Оратор использовал греческое слово άμνηστεία (забвение). В речи, достаточно правдоподобно переданной Дионом Кассием, Цицерон воздержался от выпадов в адрес Цезаря, но живописал все возможные ужасы гражданской войны, что, вероятно, и стало решающим аргументом для аудитории. Предложение поддержали Антоний, Лепид и Планк (Арр. B.C. II, 133–135; Dio., 44, 23–34; Cic. Phil. I, 1–2; II, 35–36; Veil., II, 58, 4).

В конце заседания обсуждался еще один острый вопрос. Тесть Цезаря Кальпурний Пизон потребовал публичного зачтения завещания диктатора и организации торжественных похорон. Многие протестовали, протестующих активно поддерживал Кассий, но под давлением Пизона и Антония согласился даже Брут (Plut. Brut., 20; Арр. B.C. II, 135–137).

Ситуация все больше менялась в сторону цезарианцев. В город прибывали все новые и новые ветераны Цезаря, а настроения горожан становились все более радикальными. Начались нападения на сторонников заговорщиков, все больше и больше ощущавших враждебность жителей огромного города. 17 марта Децим Брут написал письмо Марку Бруту и Кассию, советуя как можно скорее бежать из Рима и соединиться с Секстом Помпеем или Цецилием Басом. Антоний уже открыто рекомендовал им сделать то же самое (Cic. Fam., XI, I). Постепенно набирая силу, консул расставил в городе охрану, и велел отнести в свой дом казну и архив Цезаря (Арр. B.C. II, 125).

19 или 20 марта состоялись торжественные похороны диктатора. Церемония, вероятно, началась с чтения завещания. Читавшие особо подчеркивали, что Цезарь велел выдать по 300 сестерциев каждому жителю Рима. Город получил сады Цезаря за Тибром. Это накалило эмоции толпы. Как и ранее, народ безоговорочно поддержал Цезаря. Антоний (или Пизон) вынес тело убитого, после чего Антоний на правах высшего должностного лица и близкого друга и родственника произнес похоронную речь (laudatio). Как и полагалось, оратор перечислил его победы и благодеяния и (по контрасту) подробно остановился на обстоятельствах убийства. Последняя часть речи посвящалась политике милосердия и тому обстоятельству, что почти все заговорщики были ранее помилованы Цезарем, за что и заплатили ему черной неблагодарностью. Речь сопровождалась зрительным эффектом: при помощи специального механизма, Антоний демонстрировал особо жестокий характер убийства (Dio., 44, 36–49; Арр. B.C. I, 143–147; Plut. Brut., 20).

После похорон толпы народа бросились громить дома заговорщиков, а на форуме был сооружен огромный костер, на котором сожгли тело Цезаря. Многие из убийц покинули город уже навсегда, другие удалились в предместья Рима. После неудач 15–17 марта, этот день стал победой народного восстания против «республиканцев». Рим с его огромным населением четко и ясно обозначил свою позицию. Первые дни после Ид Марта показали слабые стороны системы Цезаря. 19 марта показало ее силу (Dio., 44, 50; Plut. Brut., 20; Ant., 14; Flor, IV, 4; App. B.C. II, 143–148).

Восстание 19 марта было не только победой цезарианской партии, это была победа ее наиболее радикальной и монархически настроенной части, на время оттеснившей «умеренных» на второй план. Это была и личная победа Марка Антония, превратившегося в бесспорного лидера цезарианцев. В руках Антония оказался архив диктатора, переданный ему Кальпурнией и секретарем Цезаря Фаберием, однозначно поддержавшими нового лидера (App. B.C. III, 5; Dio., 44, 53; Liv. Epit., 117; Veil., II, 61; Cic. Phil. II, 39–40, 103). С разрешения сената, консул получил право на вооруженную охрану и превратил ее в небольшую личную армию в 6 000 человек. В руках Антония была казна (около 700 млн.), за счет которой он стал поправлять свое материальное положение (App. B.C. III, 5–6; Veil., II, 60, 4).

Народное движение разрасталось, угрожая выйти за рамки, определенные для него цезарианским руководством. Опасной тенденцией было усиление радикально настроенных элементов, проявивших оппозиционность не только к той части политической элиты, которая выступала против Цезаря, но и к той, которая, с их точки зрения, не проявляла достаточного стремления с ними расправиться. Протест против заговора мог вылиться в протест против власти вообще.

Во главе движения, опиравшегося на городские низы, рабов и либертов стоял некто Амаций (иногда его именуют Герофилом), объявивший себя внуком Мария. Валерий Максим замечает, что Амаций стал действовать еще при Цезаре и был выслан им из Рима (Val. Max. IV, 15). В народе стал распространяться культ Цезаря, Амаций соорудил алтарь на месте сожжения тела, а народ поставил колонну, у подножия которой приносили жертвы, давали обеты и решали споры (App. B.C. III, 2–3; Liv. Epit., 116; Cic. Art. XII, 49; XIV, 6, 1; 8, 1; Suet. Iul., 84). В культе Цезаря принимали участие и иностранцы, в том числе — иудеи (Suet. Iul., 84). Такого рода народный культ возник в Риме впервые после Гракхов, причем, идея культа Цезаря была популярна не только среди низов общества. Как пишет Светоний, во время похорон народ сделал огромное количество приношений: старые легионеры бросали в костер оружие, матроны несли свои украшения, дети бросали маленькие буллы (Ibid.). Скорбь принимала воистину всенародный характер. Народ шел к покойному диктатору со своими горестями и бедами, скромными, но трогательными подарками и последними надеждами.

Опасность Амация для властей была очевидна. Совершив внезапное нападение, Антоний убил его. Толпа недовольных была разогнана, многие погибли, схваченных рабов распинали на кресте, а свободных сбрасывали с Тарпейской скалы (App. B.C. III, 3). Еще более активно действовал Долабелла, принявший участие в акции и разрушивший колонну (Cic. Att. XIV, 15, 2; 16, 2; 17 a; Phil. I, 2, 5). Аппиан сообщает, что действия консулов были поддержаны значительными массами населения (видимо, более зажиточного), настроенного процезариански, но недовольного размахом анархии и грабежей Лже-Мария (Арр. B.C. III, 3). Эти слои населения также требовали учреждения официального культа Цезаря.