Читать книгу - "Мэрилин Монро - Дональд Спото"

Однако у Хохенберг было для Мэрилин конкретное предложение — она немедленно отправила ее к своей старой приятельнице Анне Фрейд, психоаналитику, у которой в Лондоне имелась процветающая практика. Таким вот образом Мэрилин провела несколько психотерапевтических сеансов с дочерью Зигмунда Фрейда.

Дела катились быстро и совершенно непредвиденным образом. Артур решил навестить актерскую чету: Ива Монтана и его жену Симону Синьоре — в Париже, где собирался обсудить планы перенесения на киноэкран своей пьесы «Салемские колдуньи», а потом поехал в Нью-Йорк повидаться с детьми. Тем временем Мэрилин была убеждена, что Милтон за счет ММП скупает английский антиквариат и пересылает его морем в свой коннектикутский дом. Похоже, буквально все тратили деньги актрисы — и прежде всего Ли Страсберг, который ежедневно звонил Мэрилин за ее счет, напоминая, что единственный шанс благополучного завершения съемок фильма — это возобновление сотрудничества с Паулой. Заставив Оливье повлиять на британские власти, Мэрилин добилась своего, и ее педагог вернулась в Лондон с действительной визой.

И все это время продолжались съемки дорогостоящего и технически сложного цветного фильма — наименее ожидавшейся публикой от актрисы салонной комедии, в которой Мэрилин благодаря своему необычайному очарованию дала в одной или двух сценах наилучшее актерское представление в своей жизни. Как вытекает из записей, касающихся процесса производства картины, Мэрилин регулярно просматривала сырой материал, отснятый за предыдущий рабочий день, и оба ее напарника, Оливье и Милтон, вынуждены были признать, что «некоторые кадры чрезвычайно ей понравились, и она открыто выразила Ларри свою признательность».

Когда в конце августа Мэрилин снимала несколько самых лучших своих сцен, оказалось, что она ждет ребенка. Позднее этот факт всегда подвергался сомнению, в том числе даже теми лицами, которые хорошо владели ситуацией, скажем Эми и Алланом, однако из телефонных переговоров, регистрировавшихся ежедневно Ирвингом Стайном в журнале фирмы, вытекает, что до 31 августа интересное положение Мэрилин подтвердили два лондонских врача. «Милтон сказал мне [по телефону], что она беременна, но боится потерять ребенка», — записал Ирвинг. Он понимал беспокойство Милтона, поскольку перед его отъездом в Лондон сам Ирвинг также заметил, что «Хедда и Мэрилин пьют до потери пульса. Хедда плохо влияет на Мэрилин, поощряет ее неразумное поведение и разные ее утверждения, которые не соответствуют истине... а также говорит, что оба они — и Мэрилин, и Артур — не готовы воспитывать детей... Мэрилин плачет и повторяет, что мечтает только об одном: закончить фильм». В начале сентября у нее случился выкидыш.

Это событие держали в тайне даже от Оливье. Ему позволили верить, что уныние и неприступность Мэрилин объясняются попросту отсутствием Артура, положительная оценка которого, мол, была ей по-прежнему необходима. Полное неведение относительно происшедшего, несомненно, явилось причиной того, что он разозлился на Мэрилин, которую считал «дурно воспитанной и примитивной девицей... Никогда я так не был доволен окончанием работы над лентой...» У актрисы были сходные ощущения, однако в публичных высказываниях она неизменно демонстрировала по отношению к своему партнеру великодушие и уважение: «Работа с Оливье была чудесным испытанием. Я многому научилась».

И наоборот, по меньшей мере две знаменитые женщины заявили, что кое-чему научились от Мэрилин. Эдит Ситуэлл, королева эксцентричных дам, исполнила свое не очень давнее обещание и в октябре пригласила Мэрилин к себе домой. С перстнем или кольцом на каждом пальце, облаченная в платье средневекового фасона, в норковой накидке старинного вида и с прической времен Плантагенетов^[363], леди Ситуэлл сидела, преисполненная достоинства, и наливала в тяжелые кубки джин с грейпфрутовым соком для себя и своей гостьи. В другой день они просидели после обеда несколько часов, неспешно дискутируя о поэзии Джералда Манли Хопкинса^[364]и Дайлана Томаса^[365], стихи которых Мэрилин читала во время бессонных осенних ночей. Мэрилин продекламировала леди Эдит строфу из «Сонетов ужаса» Хопкинса: «Я проснулся и почувствовал касанье темноты, а не утренней зари»^[366], после чего сказала, что прекрасно понимает настроение отчаяния, в которое погрузился поэт. «Она потрясающа!» — сообщила вскоре свой вывод поэтесса.

Приятной неожиданностью для Мэрилин явилось признание, которого она удостоилась со стороны игравшей в «Принце и хористке» одну из ролей второго плана и весьма немолодой уже леди Сибил Торндайк — одной из легендарных фигур английской сцены, актрисы, для которой Шоу написал пьесу «Святая Иоанна»^[367]. После того как эта почтенная леди провела с Мэрилин на съемочной площадке неполную неделю, она хлопнула своего старого друга Оливье по плечу со словами: «Ларри, ты хорошо сыграл в этой сцене, но рядом с Мэрилин никто не будет на тебя смотреть. Ее манера игры и темп прямо-таки восхищают. Дорогой мальчик^[368], не будь к ней слишком суров, когда она опаздывает. Мы в ней отчаянно нуждаемся. Она — единственная среди нас, кто на самом деле знает, как играть перед камерой!» Оливье не принял этих слов близко к сердцу, хоть они и прозвучали из уст леди Сибил.

Невзирая на то, какой супружеский разлад переживала Мэрилин, на публичном форуме актриса защищала Артура от решения гофмейстера королевского двора, который первоначально запретил постановку «Вида с моста», поскольку в тексте содержатся намеки на гомосексуализм. Возмущенная деятельностью цензуры, Мэрилин одной из первых присоединилась к клубу театра «Уотергейт», протестовавшему против всяких форм вмешательства в искусство. На премьере «Вида», которая проходила 11 октября в театре «Комеди», пурпурное платье Мэрилин с глубоким вырезом получило столь горячее и всеобщее одобрение, что громкие проявления энтузиазма едва ли не воспрепятствовали поднятию занавеса. Артур принял это со спокойствием, но усилил нажим в более важных вопросах делового свойства.