Читать книгу - "Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман"

привыкла кожа, затем сильнее, втирая благовонное масло в исхудалое тело бывшего константинопольского архиатра.

— Все-таки ссылка — это неплохо, — сказал Кесарий, блаженно потягиваясь. — Вставать рано не надо, никаких дел срочных в сенате… вот еще и массаж… все тебя любят, все заботятся…

— В подготовительном растирании, то есть растирании, предшествующем упражнениям, целью является смягчение тела, должны преобладать качества, находящиеся как бы посредине — оно должно быть не слишком сильным, но и не слишком слабым, — начал разъяснять Каллист[256]. — Растирания существуют многих видов, как то: поглаживание, растирание с поворотами руки, с перемещениями рук не только сверху вниз и снизу вверх, но также и поперек, а, кроме того, под углом как к поперечному, так и вертикальному направлению. Поглаживание и круговое вращение должно быть разных видов…

— А! Ты что?! Больно же! — вдруг вскрикнул Кесарий.

— Надо фасцию размять! — строго заметил Каллист и продолжал: — Представления же о том, что поперечное или круговое растирание уплотняет тело, а вертикальное, напротив, истончает — принадлежат невежеству атлетов и педотрибов…[257]

— Нет, подожди, не надо всего этого делать… — застонал Кесарий, уворачиваясь и вдруг заорал во весь голос: — Ты что?! Перестань! Каллист! Я не хочу так! Я не хочу фасцию — лучше просто растирай как ты начал! Слышишь? Так, как начал, говорю! Больно же! Ты же сам сказал, что я тощий — а ты прямо по костям! Каллист! Сейчас ногой тебя лягну, клянусь! Ясно, что рабов такому учить нельзя — из милосердия хотя бы! Их любой хозяин убьет за такой массаж!

Кесарий со стонами уткнулся в подушку. Каллист молча и невозмутимо продолжал свою целебную деятельность.

— Каллист! — снова начал Кесарий неожиданно ласковым голосом. — Каллистион! Тебе же, наверное, тяжело такой сильный массаж делать! А ты устал, тебе нужен отдых! Давай завтра… или через пару дней… а сейчас просто — обычное растирание…

— Ты боишься щекотки? — поинтересовался Каллист.

— А вот и нет, — злорадно ответил больной. — Что, расстроился, мучитель?!

— А сейчас узнаем, — Каллист ухватился за его пятку.

— Агап! — простонал Кесарий. — Агапушка! Спаси!

— Полно вам ребячиться, барин, — серьезно сказал раб. — Лечиться — так уж лечиться. А не научите меня этим растираниям, а, Каллист врач? Больно хорошо у вас получается. Всегда научиться этому искусству хотел.

— Научу, — ответил весело Каллист.

— Завтра же начнете. На Верне. У него поясница болит, Финарета сказала… Она тоже массажу научиться хочет, да! — сообщил страдалец, на мгновение отрывая лицо от подушки.

— Леэна ее к тебе и на метание камня не подпустит, не мечтай! — заметил Каллист. — Агап, где мед разогретый?

— И к тебе тоже, — ответил Кесарий. — Зачем мед?

— Катаплазму сейчас сделаю, и будешь лежать. Мед хорошо твою черную желчь разгонит.

— При чем тут черная желчь… Но от меда онки должны расшевелиться.

— Расшевелим. Агап, помоги-ка!

Каллист умело и ловко завернул его в простынь, потом в одеяло.

— Я учился у Феодега иатролипта, — рассказывал он, — так он говорил, что правильная катаплазма после массажа — это самое главное.

— А как ты этот мед смывать с меня будешь? — с подозрением спросил Кесарий. — Или до утра мне липким быть?

— Конечно, не до утра. Это вредно. Опять ванну примешь.

Кесарий, замотанный в простынь, одеяло и полотенце, напоминал большую куколку. Агап уложил его поудобнее и с видом человека, выполнившего свой долг, вынул пробку из ванны.

— Давно бы мог это сделать, — проворчал Каллист. — Пойди, поставь свежей воды согреться.

— А ты куда? — спросил Кесарий, ворочаясь в своих пеленах.

— Сейчас вернусь. Забыл отвар для второй ванны.

…Когда он пришел, Кесарий, насколько это было возможно в его положении, сидел в обнимку с Агапом.

— Агапушка, родной, — говорил он. — Спасибо тебе, благодетель!

— Да вы что, барин, — говорил смущенный Агап. — Я их убил, да и все тут. Жалко, конечно, Божию тварь, но вас-то жальче.

Каллист заметил, что лицо Агапа странно изменилось — один глаз заплыл, а противоположная щека распухла и покраснела.

— А, явился! — закричал Кесарий. — Тиран и мучитель!

— Что с тобой? — остолбенел Каллист.

Агап и Кесарий были очень похожи — только у них, как у Диоскуров, заплыли противоположные глаза и распухли разные щеки. Агап прикладывал к глазу хозяина самодельную примочку.

— «Что со мной!» — передразнил вифинца больной. — Дверь надо закрывать, когда уходишь. Оставил на растерзание зверям меня, связанного и намазанного медом.

— Шмель-то в этом месяце злой, — понимающе закивал Агап.

— Вольную тебе дам, Агапушка, спаситель ты мой! — продолжил Кесарий.

— Ишь ты, — заметил Каллист, быстро готовя новую примочку из масла арники. — Как ты здесь прижился! Уже матушкиных рабов на свободу отпускаешь.

Кесарий на это захохотал, а вслед за ним рассмеялся и вифинец.

17. О петухах и финиках

Прошло несколько дней.

В обеденное время Кесарий, полулежа на подушках в экусе, послушно ел похлебку, принесенную Агапом. Потом, когда раб ушел, он, отвернувшись к стене, залился слезами.

— Кесарий! Александр! — испугался Каллист. — Что с тобой? Тебе плохо?

— Нет, не плохо… вовсе не плохо… Ты знаешь, каждое утро к нам на окно прилетал петух… такой большой, разноцветный… я бросал ему крошки хлеба, он клевал, а потом расправлял крылья и пел… ты спал, не слышал…

— Я слышал, какой-то петух с утра горланит, но не думал, что ты его к нам в экус пригласил выступить.

— Такой красивый… — продолжал Кесарий, вытирая текущие по щекам слезы. — Прямо как феникс египетский… А сегодня не прилетел… это из него суп…

Кесарий закрылся с головой одеялом — его тело сотрясали рыдания.

Каллист растерялся.

— Ты что, Кесарий! Подумаешь, петух!

— Да, ты прав… — обреченно прошептал Кесарий.

— Вот, выпей воды и успокойся.

— Не хочу я, — резко ответил тот. — Задерни полог и уйди.

Каллист не посмел ослушаться и сел с книгой в углу экуса. Он пытался читать, но буквы не составлялись в слова.

Раздались быстрые шаги, и в экус влетела Финарета.

— Александр! Каллист! Каллист, зачем ты задернул полог? Такой хороший день! Александр! Смотри!

Агап, спешивший за ней, отдернул полог, и Финарета вытащила из-под своего покрывала огромного золотисто-алого петуха, который отчаянно крутил головой с налитым гребнем и беспомощно раскрывал клюв.

Кесарий протянул к нему обе руки. На его лице теперь блестели слезы счастья.

— Это Асклепиад, — торжественно сказала Финарета, представляя петуха врачам. — А суп был вообще из зайца, — добавила она шепотом. — Фотин сегодня морской рыбы принесет, морская — самая лучшая, бабушка так говорит.

Кесарий обнял петуха, прижимаясь щекой к его перьям. Тот оторопело смотрел на него.