Читать книгу - "Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман"

перед тобою не две Финареты, а взрослые мужи, которые давно имеют право носить тоги, — заметила Леэна, пряча улыбку.

— Упаси меня Боже от двух Финарет, — пробормотал Верна. — С одной-то не справиться.

Леэна поцеловала Кесария и, несколько раз перекрестив его, смазала лампадным маслом пунцовое пятно от чечевичной похлебки на его груди.

— Ну, дитя мое, спокойной ночи. Христос, свет радости, да сохранит тебя. Слушайся Каллиста. Если что, зови Агапа. Завтра пойдешь на прогулку.

— Я, барин, туточки буду, — раздался голос Агапа, устраивающего себе ложе из одеял и соломы у внутренней двери.

— Спокойной ночи и тебе, Каллист, дитя мое.

Она размашисто перекрестила его и спохватилась:

— Ох, прости, не обижайся.

— Я не обижаюсь, — улыбнулся тот. Леэна обняла его, поцеловала в лоб и, оставив светильник, вышла вместе с Верной.

Кесарий лежал на спине, улыбаясь, и о чем-то думал, глядя на трепещущее пламя. Каллист осторожно взял со столика свою кифару, погладил теплое дерево. Струны поприветствовали хозяина негромким, словно далекий прибой, гулом.

— Сыграй, пожалуйста, Каллист! — попросил Кесарий. — Я ведь никогда не слышал, как ты играешь.

— Хорошо, — легко согласился тот.

Каллист сел на медвежью шкуру, оперся спиной о ложе Кесария и нежно тронул струны.

— Adesto lumen verum pater omnipotens deus

adesto lumen luminis mysterium et virtus dei

adesto sancte spiritus patris et filii copula

tu cum quiescis pater es cum procedis filius

in unum qui cuncta nectis tu es sanctus spiritus,

Единое, Первоначало, самоизлиянный Источник,

Боже мой, числом мне ли Тебя описать?

Нет Тебе меры, под силу ль числу выразить будет Тебя?

Единый рожден от Тебя, счислению Сам неподвластный,

Неизмеримый Отец, с Ним же Со-Неизмеримый Сын,

Един Единого Отче, что Единого Сына являешь.

Греки зовут Его Логос, Бог, что в недре Отца возлежит.

Причина всего сотворенного, Виновник создания твари.

Ничто из созданных не вошло в бытие без Него…

… Когда последняя низкая струна затихла, Каллисту почудился звук легких шагов — будто кто-то быстро шел, почти бежал, по перистилю к таблину. Ему показалось, что он увидел в темноте белое покрывало.

— Каллистион, — проговорил Кесарий, касаясь его плеча. — А, Каллист? Слышишь? Что с тобой?

— Задумался. Ну что, понравилось тебе?

— Ах, Каллист… — ответил восторженно Кесарий. Вдруг он весело посмотрел на друга и спросил:

— А ты точно уверен, что ты — не христианин?

16. Об ипсистариях и иатролиптах

— Что ж, здравствуй, горькое диогеново счастье! — произнес Кесарий. — Нос вытирали, а теперь и обувают…[249]

— Не спорьте, барин, — ответил Верна, застегивая на нем сандалии. — Поберегите силы. Еще дойти до триклиния надо.

— Да уж дойду, — мотнул Кесарий остриженной головой.

Каллист молча подал ему руку, помогая подняться. Агап и Верна ловко поддержали Кесария с боков, и он стал посреди экуса, пошатывающийся, счастливый, держащийся за плечо друга. Верна заботливо одернул на Кесарии новый хитон из светлой льняной ткани, набросил на его плечи легкий шерстяной плащ и ловко застегнул серебряную фибулу.

— Пойдем, — решительно сказал названый сын Леэны, отстраняя раба и делая шаг, словно моряк на палубе корабля в хорошую ноябрьскую качку.

Агап и Каллист крепко держали его, и он смог сделать еще несколько шагов, несмотря на дрожь в ногах.

— Какое утро… красивое! — проговорил он, наконец, останавливаясь у занавеси в экус и переводя дыхание. — Давай постоим… полюбуемся, Каллист!

— Присядешь? — осторожно спросил его вифинец.

— Нет, зачем. Какой запах… мальвы цветут… у меня и раньше от них всегда голова кружилась, — стараясь казаться беспечным, продолжил Кесарий. — Пойдем! — оживился он, видя спешащую к ним Финарету. — Вот, до пруда дойдем…

До пруда они добрались довольно гладко, и Кесарий поспешно нагнулся над ровной поверхностью воды.

— Я же говорила вам, Александр врач, что это медное зеркало — уродское… то есть я хочу сказать, там все неправильно отражается. Гиппархия раз в него посмотрелась и полдня ревела, потому что решила, что она на Архедамию похожа. Хотя Архедамия вовсе не уродина, просто Гипархия говорит, что у нее зубы большие… а мне кажется, это все ерунда. А вы же видели Архедамию, ей плохо стало во время купания Митродора в Сангарии?

— Видел, — кивнул Кесарий, придирчиво изучая свое отражение, сквозь которое весело выныривали, резвясь, пестрые рыбки. — Волосы долго не отрастут, наверное…

— Ну, похудел, похудел, да еще и остригли, конечно, изменился немного, — заторопил его Каллист. — Давай, вставай-ка, а то утопишься еще, Наркисс!

— Я вам составлю особую припарку для волос, Александр врач, — говорила Финарета. — Хрисофемида мне рассказала. Ее старшую тетку замуж никто не брал долго, потому что волосы плохие были. И тогда ей посоветовали эту припарку. Тетка уже пять лет замужем, двойню родила. В Пифии живут.

Наконец, Кесарий с помощью Каллиста и Агапа добрались до триклиния. Их встретила Леэна в светло-серой столе.

— Вот здесь садись, сынок, — сказала она. — Подушек достаточно, обопрись и приляг.

Она села рядом с Кесарием. Финарета и Каллист оказались друг напротив друга.

— Феоктист… То есть Каллист… — начала Леэна голосом, не предполагающим возражений. — Каллист сейчас расскажет, Александр, какому режиму, то есть диэте, ты будешь беспрекословно следовать.

— Так он мне уже вчера рассказал… — безуспешно попробовал возразить Кесарий.

— Сегодня утром мы с ним уточнили ряд деталей, — сказала Леэна.

— И ты, Брут, — шепнул Кесарий в сторону друга.

Брут обреченно взял пергамен и зачитал:[250]

— Проснуться на рассвете, слегка размяться легкой прогулкой. Ванна, растирание с маслом. Выпить парное молоко. Отдохнуть. Далее — завтрак, свежеиспеченный хлеб с солью, сыром, оливками, сушеным виноградом или смоквами. Обязательно одно-два яйца, можно всмятку или вкрутую.

Кесарий хотел что-то возразить, но посмотрел на Леэну и промолчал.

— Пить отвар ячменя, апомель или mulsum[251], но не во время еды. Около полудня снова ванна, растирание и молоко. После приема молока рот следует прополоскать смесью вина с медом, чтобы не повредить зубам и деснам. Потом — легкий обед, яйца или рыба, время от времени — пироги, сдобные лепешки, фрукты, из напитков — вино, или мульзум, или ячменная птизана.[252]

— Птизану не буду, яйца тоже, — заявил Кесарий, но негромко, чтобы его слышал только Каллист.

— Далее, — продолжал зачитывать воспитанник Коса, — послеполуденный отдых или сон. После сна — снова ванна и растирание с маслом. Ближе к вечеру обед. Начать с оливок, сельдерея, латука, солений или устрицы, далее рыба, мясо, овощи,