Читать книгу - "Аскольдова тризна - Владимир Афиногенов"

— Далеко не уходи, милушка. Ты мне для ласки понадобишься...

Взглянув в лицо девушки, которое заалело, подумал: «Сказать, что конь кого-то почуял давеча, значит, испугать, хотя кривичанка моя, выросшая в ожидании нападения диких ятвягов и жмуди, не из боязливых; владеет оружием — дай Перун каждому!.. Но всё-таки женщина: вон как зарделась, когда я сказал ей о ласке, подразумевая супружескую близость... Но лучше я поведаю ей, пусть начеку будет!»

— Забава, а ты по дороге сюда ничего не слышала?

— Нет, любый княже, ничего... Хотя да, твой конь фыркнул. Подумала — мошка залетела ему в ноздри.

— Не мошка, милушка... Знаю своего скакуна. Мыслю, это бродит медведь.

— Ну, сей топтыга нам не страшен. — Забава быстрым заученным движением руки поправила на бедре колчан со стрелами.

— Всё же поблизости будь.

— Значит, не для ласки нужна.

— Господь с тобой, Забавушка! — как истый христианин воскликнул Аскольд. — После лова натешимся, как муж и жена.

— А вправду мне говорили, что Дир делает сие и с мальцами?..

— Кто говорил?

— Предслава, что мамкой служит у Сфандры.

— Вот дура баба! — в сердцах проговорил князь, склонился и, ничего более не сказав, начал распутывать сеть. Но потом всё же поднял голову, засмеялся и добавил: — А брат мой по-всякому может. Такой он у нас вёрткий...

Девушка подошла к гнилому дубу, некогда почитаемому как священный. Поковыряла ножом его трухлявую кору, в которой даже насекомые теперь не селятся, заглянула в дупло и отпрянула: из него показалась, шевеля раздвоенным жалом, голова гадюки. Отбежав, Забава резко повернулась, метнула нож и пригвоздила выползшую змею к стволу; лишь глухой мёртвый звук издал некогда сильный цветущий дуб.

— Ты чего? — встревожился князь и, увидев пришпиленную к дереву гадюку, поморщился: «Не к добру, знать, это...»

Но насквозь пронзённая змея продолжала жить: её голова так и рыскала по дереву, тянула за собой туловище до того места, куда был всажен нож, а остальная часть толстой верёвкой свисала вниз. Аскольд подобрал валявшийся неподалёку камень, размозжил змее голову, вынул из ствола нож, обтёр его о траву, подал Забаве и похвалил:

— Молодчина!

Солнце уже поднялось высоко, пригрело лес, звонче защебетали птахи.

Через некоторое время Аскольд поймал лесного красавца голубя и протянул его девушке:

— Подержи... Сложу ему крылья. Вот так... Гляди, какие у него глаза, как вон те... красные цветки наперстянки.

Зажав голубя в ладонях, Забава чуть не запрыгала от радости.

Аскольд снова склонился над сеткой и стал расправлять её, отвернувшись от жены и гнилого дуба, но вдруг почти одновременно услышал за спиной два непохожих друг на друга звука: хлопанье крыльев и сухой, но громкий удар по дереву, как если бы рядом дятел сильно тюкнул по нему острым клювом. Потом, на какое-то мгновение позже, раздался звон тетивы, и Забава воскликнула:

— Я попала в него!

Князь обернулся и увидел: стоит его милушка, держа в опущенных руках лук, и уже чуть не плачет, так как теперь ею по-настоящему овладел страх. Из ствола дуба торчит стрела, прилетевшая из густых зарослей. А когда она впилась в дерево, Забава непроизвольно, в силу уже сложившегося навыка, сдёрнула лук и пустила свою стрелу туда, где увидела метнувшегося в сторону человека, и по тому, как он взмахнул руками, определила, что настигла его, и от радости закричала. А сейчас, уже не сдерживаясь, зарыдала.

— Ну, глупенькая, успокойся, — утешал её князь. — Пойду посмотрю, что за зверя ты завалила..;

Прошло немного времени, и до Забавы донёсся удивлённо-сдавленный возглас киевского архонта:

— Тур!.. Вонючая гиена...

Подойдя, он снова обнял Забаву, она уткнула свою головку в широкую тёплую грудь мужа.

— Хотел погубить тебя. По чьей-то указке. А я всё не верил греку... Затем вроде вконец убедился в преданности старшего рынды. Только вон вышло-то как... — прерывисто говорил Аскольд и ласково поглаживал спину Забавушки.

Потом нежно взял руками её за голову и прижал к себе.

— Милушка моя... А ловко ты его. В самую маковку угодила! И не пикнул. Может быть, посмотреть на него хочешь?

— Не хочу...

— И ладно. Прикажу не хоронить... Пусть его шакалы сожрут аль расклюют вороны... всё, ловить птиц мы больше не станем. Собирайся, домой поедем.

А по дороге князь раздумывал над тем, почему Тур промахнулся: в дружине нет стрелков, равных ему по меткости. Поделился своими мыслями вслух.

— Видно, рука дрогнула, когда голубь громко крыльями захлопал...

— Скорее всего так... А голубя я же просил подержать, хотел желание на него загадать. Да уж, видно, Господь тебя надоумил выпустить и жизнь спас. Ты пока помолчи, а я сотворю молитву в благодарность за твоё спасение... «Иисусе сладчайший Христе, Иисусе человеколюбче, услади сердце моё многомилостиве, молюся, Иисусе Спасе мой, да величаю Тебя спасаемый...»

Забава чуть удивлённо и с доброй улыбкой взирала на мужа, сердцем ещё не понимая того, что он делает. Почему молится какому-то невидимому, неосязаемому Богу? Она же верила в тех богов, которых на капище можно потрогать и с которыми дозволяется лицом К лицу поговорить.

И после прочтения молитвы Аскольд оставался задумчивым; Забава знала: сейчас лучше к нему не обращаться, А князь, вспоминая недавние события и сопоставляя их с более ранними, пришёл к выводу, что к случившемуся на поляне прежде всего имеет отношение Сфандра.

«Если старшая жена ревнует меня к Забаве, она и желает её смерти... Накануне, как сказала Настя, Сфандра и Дир встречались тайно на прорекарище... Я бы многое отдал, чтобы узнать, о чём они там говорили... Светозар меня тоже предупреждал: Тур — соглядатай Дира (цепь каких-то явлений, известных боилу, представляла собой основание для такого подозрения); а раз так, то и брат замешан в подготовке убийства милушки, которого, слава богу, не произошло...»

«Злые, самолюбивые, занятые только собой... — Ярость душила Аскольда. Сфандру и Дира сейчас он готов был растерзать на кусочки. — Только как доказать их вину?! А ведь точно хотели погубить невинную душу!.. Связать бы их по руке и ноге и пустить по глубокой воде: кто кого перетянет. От своего не отступятся, знаю... Глаз да глаз нужен! Утешает лишь, что Сфандра отбывает к брату, и мыслю, что неспроста... В общем, объявили они мне войну... Хотя война-то уже идёт: убили христиан, вот и грека пришлось у Рюрика укрыть...»

И тут на ум пало самое страшное: «Ведь Тур мог подслушать и наш разговор с Вышатой о моём сыне, которого я хочу сделать соправителем; значит, смерть может угрожать и ему!..»

Но ещё одного не предполагал Аскольд — вероятности гибели его самого. Хотя говаривал отец — потомок братьев Кия, Щека и Хорива: «Все мы растём под красным солнышком, на божьей росе... Что было, то увидели, что будет — увидим...»