Читать книгу - "Сталин и мошенники в науке - Валерий Сойфер"

"Товарищу Жданову Ю. А.

Получил Ваше письмо об академике Павлове и его научном наследстве.

Я рад, что Вы взялись за дело академика Павлова. У меня нет разногласий с Вами ни по одному из вопросов, возбужденных в Вашем письме. Ваша оценка теории великого русского ученого, как и оценка его противников, я совершенно правильны.

По-моему, наибольший вред нанес учению академика Павлова академик Орбели. Фарисейски именуя себя главным учеником Павлова, Орбели сделал все возможное и невозможное для того, чтобы своими оговорками и двусмысленностями, бесчестным замалчиванием Павлова и трусливо замаскированными вылазками против него развенчать Павлова и оклеветать его. Чем скорее будет разоблачен Орбели и чем основательнее будет ликвидирована его монополия, — тем лучше.

Беритов и Штерн не так опасны, так как они выступают против Павлова открыто и тем облегчают расправу науки с этими кустарями от науки.

Наиболее верным и толковым последователем Павлова следует считать академика Быкова. Правда, он, кажется, несколько робок и не любит "лезть в драку". Но его надо всемерно поддержать и, если у него хватит мужества, нужно устроить дело так, чтобы он полез в драку, объяснив ему, что без генеральной драки нельзя отстоять великое дело Павлова.

Я согласен с Вашими выводами и даже готов возвести их в куб.

Теперь кое-что о тактике борьбы с противниками теории академика Павлова. Нужно сначала собрать втихомолку сторонников академика Павлова, организовать их, распределить роли и только после этого собрать то самое совещание физиологов, о котором Вы говорите, и где нужно будет дать противникам генеральный бой. Без этого можно провалить дело. Помните: противника нужно бить наверняка с расчетом на полный успех.

Хорошо было бы заручиться поддержкой Вавилова и других академиков. Также хорошо было бы иметь на своей стороне министра здравоохранения Смирнова. Недели две тому назад я имел беседу со Смирновым, и мне кажется, что он поддержит это дело.

6 октября 1949 г.

Привет (И. Сталин) (9).

Своим письмом Сталин доказал еще раз, каким он был незаурядным мастером широкомасштабных интриг и политических провокаций. Пусть он писал не кому-то, а новому члену его собственной семьи и стесняться было не к чему, но ведь как ярко писал! Даже язык его поучений молодому политическому начальнику был чересчур откровенным: "собрать втихомолку соратников", "распределить роли", "бить противника наверняка", а не "робко" и тому подобное. Мне вспомнилось, как он учил Митина и прочих в декабре 1930-го года, и готов повторить еще раз, что в моих глазах такой язык представляется блатным языком пахана бандитской стаи, хотя могут найтись люди, которые скажут, что паханы говорят более грубым и просто матерным языком. Но для главы страны, человека, любящего представлять себя утонченным интеллигентом, якобы читающим в день по 250–300 страниц разных книг, завсегдатая оперы и театральных представлений, друга Пастернака и прочая и прочее — такой язык говорил о том, что он лишь "косил под рафинированного интеллигента", а был на деле простым бандитом-уголовником.

Выбор ученых, которых он поручал "бить" в первую очередь, выглядел аозмутительно: ведь ни с каких позиций он не имел права называть Бериташвили и Штерн, прославивших имя России на мировой арене, "этими кустарями от науки" и заявлять, что их никчемность в науке "облегчает расправу с ними".

Чем досадил Бериташвили Сталину узнать сегодня трудно. Причисление Штерн к числу подлежащих разносу, было вообще странным, поскольку она уже находилась в заключении — её арестовали в январе 1949 года вместе с другими членами "Еврейского антифашистского комитета" за мнимую антисоветскую деятельность, единственную не расстреляли, а присудили к трем с половиной годам заключения (скорее всего потому, что Сталин боялся болезней и ранней смерти, а Лина Соломоновна была мировой знаменитостью в медицине, изучала геронтологию, отсюда и следовал "мягкий" приговор).

Штерн приехала "строить в СССР социализм" в 1925 году из Швейцарии, где она получила высшее образование, стала известной ученой и даже более — вообще первой из женщин получила должность профессора за то, что сделала много открытий и в физиологии, и в биохимии, открыла фермент дегидрогеназу, стала со-автором всемирно-известного учения о гематоэнцефалическом барьере. Её единственную из женщин в Швейцарии назначили заведовать кафедрой физиологии (в Женевском университете).

Как казался странным выбор Штерн и Бериташвили на роли "анти-павловцев", так со стороны поначалу было трудно понять, чем академик Орбели — прославленный советский ученый мог прогневать Сталина? Но объяснение существовало: Орбели стал раздражать "их высочество" высокомерием: не пропел дифирамбов Лысенко и Лепешинской и позволил себе перечить главному тезису "государая-вседержителя" о возможности прямого изменения наследственности внешней средой.

Об этом возмутившем Сталина ученом, ученике Павлова можно рассказать подробнее. Леон Абгарович Орбели был действительно прямым, и надо заметить, любимым учеником И. П. Павлова. В 1904–1905 годах он познакомился с Иваном Петровичем, еще будучи студентом первого и второго курсов Военно-медицинской академии в Петербурге, где Павлов преподавал. Орбели слушал лекции Павлова, ходил на его занятия, и профессор полюбил талантливого студента и стал приближать его к себе. Вскоре после окончания академии Орбели защитил не только диплом, но и завершил докторскую диссертацию (она носила название "Условные рефлексы глаза у собаки") и уже в 1908 году стал доктором наук. В 1909–1911 годах он поработал в лучших физиологических лабораториях Англии, Германии и Италии. По возвращении в Россию Павлов назначил его на должность своего помощника по руководству Физиологическим отделом Института экспериментальной медицины в Петрограде, а вскоре Орбели избрали профессором Высших женских курсов. Карьера молодого ученого развивалась стремительно, репутация была признана научным сообществом. Он был выбран профессором нескольких вузов в Петрограде и в Юрьеве (или Дерпте, теперь Тарту), с 1920 года стал заместителем директора Института имени П. Ф. Лесгафта. В 1925 году Павлов передал ему свою кафедру физиологии в Военно-медицинской академии, а в 1936 году после смерти Павлова его сделали директором Физиологического института им. И. П. Павлова АН СССР. В 1935 году его избрали академиком АН СССР, а в 1939 году в дополнение к одному директорскому креслу Орбели предложили занять одновременно кресло директора Института эволюционной физиологии и патологии высшей нервной деятельности им. И. П. Павлова. Сохраняя за собой обе начальственные должности, он в годы войны с Германией вошел также в число ведущих военных начальников медицинского профиля, и в 1944 году ему присвоили высшее среди медиков звание генерал-полковника. В 1943 году его назначили начальником Военно-медицинской академии и избрали академиком АН Армянской республики, в 1944 году ввели в состав Академии меднаук СССР в ранге академика.