Читать книгу - "Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин"

в Неаполь. Врачи приложили максимум усилий — и Марк Випсаний Агриппа таки не выжил. Октавиан Август похоронил его прах в своем мавзолее, построенном наподобие того, что в Александрии для Александра Македонского. На высокой платформе стояло сооружение диаметром девяносто метров и общей высотой сорок пять. В нем семь ярусов, каждый следующийу́же. На освободившемся пространстве на крыше предыдущего росли кипарисы, считающиеся у римлян деревьями смерти, скорби, траура. На седьмом стояла на постаменте бронзовая статуя Гая Юлия Цезаря Октавиана. Как мне рассказали, внутрь вел короткий проход к круглому коридору, из которого были два входа в другой круглый коридор вокруг центральной круглой колонны с большой квадратной нишей для праха пока что живого императора. Во внутренней стене второго коридора были три прямоугольные ниши для членов его семьи. Там уже стояла урна с прахом Марка Клавдия Марцелла, первого мужа и двоюродного брата дочери Октавиана Августа. Теперь к ней добавилась вторая с прахом Марка Випсания Агриппы. Император целый месяц носил траур по почившему другу.

Впрочем, это не помешало Октавиану Августу назначить самого себя великим понтификом после того, как через несколько дней на своей вилле в Лации умер Марк Эмилий Лепид, занимавший эту пожизненную почетную должность. Они были союзниками и были врагами. Победитель пощадил проигравшего и даже не лишил должности великого понтифика, но запретил появляться в Риме. Обе эти смерти списали на комету Галлею и, затаив дыхание, приготовились к третьей, самой главной. Даже скромняга-император уверен, что прилетала за ним, поэтому и назначил себя главным жрецом. Видать, надеется, что в подземном мире бог Плутон отнесется к нему благосклоннее. На всякий случай не выезжает из Рима и из своего домуса выходит редко. Мнительность — его крест.

Комета, если можно на нее свалить эти смерти, выбрала не императора. Вскоре умер консул этого года патриций Марк Валерий Мессала Барбат Аппиан. Консулом-суффектом, то есть исполняющим обязанности до следующих выборов, был назначен плебей Гай Вальгий Руф, друг Гая Цильния Мецената, потому что графоманил помаленьку с философским уклоном. Предполагая, что должность получил не без помощи друга, который вернул расположение императора. Через полтора месяца Гай Вальгий Руф умер. Консулом-суффектом назначили плебея Гая Каниния Ребила. В народе пошел слух, что комета прокляла эту должность, что вместо императора решила взять консулами. Самые азартные делали ставки на то, сколько протянет очередной ставленник. Больше трех месяцев никто не опускал ему. Не подозревая об этом, я помог сбыться их ожиданиям.

С Квинтом Амбросием у нас установились взаимовыгодные деловые отношения. Я храню у него деньги, пока не наберу на следующую большую покупку. Он выдает их под больший процент нуждающимся богачам под залог имущества. Раньше я выкупал заложенное, а теперь накапливаю на новую инсулу для среднего класса. Предыдущая оказалась доходнее самой первой, в которой живут все подряд.

Приехал я летом в Рим, закинул ростовщику деньги, заработанные на изготовлении зеркал и свечей и продаже меда. Заодно поболтали, обменялись новостями. Точнее, Квинт Амбросий поведал последние городские сплетни.

Напоследок я поинтересовался, заметив, что у ростовщика уменьшилась охрана:

— Опасность миновала?

— Да, договорились. Отец выкупил долги сына под обещание, что больше не дам ему денег, — ответил он. — Жаль, клиент был очень выгодный. Теперь придется ждать, когда умрет отец.

— Можно ускорить его смерть, — подкинул я идею.

— Это не так-то просто. Он занимает очень высокий пост, ходит с большой охраной, выделенной государством, — сообщил ростовщик.

— От яда не защитит никакая охрана, — подсказал я. — Особенно, если сын ждет не дождется смерти отца.

— Его и заподозрят в этом, а отцеубийц зашивают в кожаный мешок с собакой, петухом и змеей и бросают в Тибр, — напомнил Квинт Амбросий.

— Если сын сам пострадает, то никто не подумает на него. Есть такие яды, которые убивают не сразу. Если быстро опорожнить желудок, то наверняка выживет. Хотя возможен и печальный вариант, — сказал я.

— Ты сможешь достать такой яд? — спросил ростовщик.

— Без проблем и в любом количестве, — ответил я.

На неугодьях моих латифундий и в лесах рядом с ними растет много интересных трав, и я умею приготовить из них отменную отраву на любой вкус. Знания и навыки по этому вопросу, полученные от синоби, я отшлифовал во второй половине двадцать первого века и даже провел испытания на подопытной мрази, закончившиеся летальным исходом ее.

— Я поговорю с его сыном. Может, согласится. Ему невтерпеж дорваться до отцовских денег, — пообещал Квинт Амбросий.

С этой стороны я знал людей лучше ростовщика, поэтому заготовил снадобье. Когда собирался в Рим, Флавия провела ревизию моих вещей и обнаружила пузырек из толстого мутного зеленого стекла, заткнутый деревянной пробкой и узелок с перемолотым древесным углем.

— Это что такое? — поинтересовалась она.

— Лекарство. Изготовил из трав. Живот побаливает немного, — соврал я.

— У меня тоже крутит иногда. Дай и мне, — попросила она.

— Это очень сильное лекарство. Тебе пока рано принимать его, — честно сказал я,

Жена обиделась и ушла. Каждый раз одно и то же, только причины ссор разные. Флавия воспринимает каждую мою поездку в Рим без нее, как предательство. Если брать ее с собой, поездка будет продолжительнее раза в два-три, а то и растянется на неделю-две, а я не люблю надолго оставлять латифундию без присмотра в теплое время года.

Квинт Амбросий сообщил то, что я ожидал, и получил то, в чем нуждался его клиент.

— Это, — отдал я пузырек, — пусть выльет в кувшин с красным вином и перемешает, а вот это, — вручил узелок с древесным углем, — проглотит перед тем, как начнется пир. Поможет нейтрализовать яд, но не полностью. Так что не советую залеживаться на клинии, а идти в нужник и выблевывать все, что выпил. Скажет, что сразу почувствовал себя плохо. Решат, что поэтому и выжил. Затем пусть обязательно запьет молоком, чем больше, тем лучше, и ляжет в постель, сославшись на слабость, — проинструктировал я.

— А если и отец выблюет все? — задал вопрос ростовщик.

— Не из-за чего будет. Этот яд хорошо усваивается, не вызывает тошноту. Отец почувствует себя плохо среди ночи, когда будет спать. Если почувствует, — ответил я.

Судя по слухам, которые добрались до меня, второй консул-суффект Гай Каниний Ребил умер во сне. Рабы обнаружили утром холодное тело. Его сын с таким же именем чудом выжил. Молодой