Читать книгу - "Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин"

пришли в тогах. Поверх нее у меня темно-синий шерстяной плащ с длинными рукавами, благодаря которому выгляжу в собственных глазах не так глупо. Наряжаясь, долго вертелся перед трельяжем жены, чем сильно порадовал ее. Решила, что для меня важно чужое мнение. Не стал разочаровывать Флавию. Не сомневаюсь, что нахлебается этого во время процесса.

Началось заседание суда с выступления адвокати моего оппонента. Это был восемнадцатилетний юноша, его племянник по имени Публий Сестий. У знатных римлян выступление в суде — первые шаги в политической карьере. Желательно выиграть дело против знатного человека или громкое, заявить о себе. Подготовился он основательно, пришел с написанной речью, но не заглядывал в нее. Построена была по всем правилам ораторского искусства. Ему бы актером быть. Хотя политик — это почти коллега паяца. Главный упор в его речи был сделан на том, что подал в суд патриций, человек с незапятнанной репутацией, на бывшего гладиатора, торговавшего своим телом. Говорил долго, утомив судей и зевак.

У меня адвокати не было, хотя сам я не гожусь на эту роль. Когда окажусь в будущем, надо будет заполнить этот пробел, получить юридическое образование. Мне было, в общем-то, плевать, выиграю дело или нет. Деньги будет возвращать город. Поэтому выступил в свою защиту сам. Пока слушал Публия Сестия, пришла в голову пара умных мыслей. Сейчас узнаем, так же их оценят судьи или нет.

Встав перед судьями, которые, подложив под задницы кожаные подушки, сидели на каменных скамьях, расположенных полукругом, как в амфитеатре, толкнул короткую речь:

— Я согласен с адвокати моего оппонента. Доносчик (так называют обратившегося с заявлением в суд) — патриций, уважаемый человек, а я какой-то там никчемный гладиатор. Правда, император Цезарь Август возвел меня во всадническое сословие за заслуги перед Республикой на поле боя, а потом приказал избрать курульным эдилом, но он ведь вам не указ. Поэтому проголосуйте за хорошего патриция Паулинуса Сестия. Пусть и дальше строит инсулы на общественных дорогах, не боясь эдилов. Только учтите, что через несколько лет не сможете пройти по Риму, потому что такие же, как он, хорошие патриции застроят дороги инсулами. Будете протискиваться между ними боком.

После чего я развернулся и отошел к зрителям, где стоял в первом ряду справа, как ответчик. Некоторые улыбались мне и показывали жестами, что врезал правильно, хотя в исходе дела никто из них не сомневался. Судя по лицу Флавии, я в очередной раз не оправдал ее надежды. Жена прямо-таки требовала, чтобы я нанял толкового адвокати. У ее знакомых есть сын с блестящими ораторскими способностями, который поддержал бы меня за скромную оплату. Да что там деньги! Главное ведь выиграть процесс, стать знаменитым. С той короткой и некрасивой речью, что выдал я, шансов на это никаких.

К ее удивлению, суд проголосовал за меня почти единогласно. Думаю, что сработала ссылка на императора. Узкими улицами судей не запугаешь. Более того, за неправомерное обвинение курульного эдила доносчик был приговорен к штрафу в десять тысяч сестерциев. Видимо, судьям лень было подыскивать другую цифру. Надо было видеть лицо Флавии.

Я не удержался, поковырялся в ее ране:

— Если бы послушал тебя и нанял сопливого болтуна, точно проиграл бы.

Это был, наверное, первый случай в нашей совместной жизни, когда моя жена промолчала, а неизведанное пугает меня.

Глава 71

Каждый коренной римлянин — сутяжник, но не каждый сутяжник — коренной римлянин. Для вторых моя короткая победная речь в суде стала эталонной. Одолеть патриция — мечта многих из них. Я дал им надежду. Да и первым понравилось то, что я как бы похвалил оппонента и предложил судьям проголосовать за него. Это сочли новым ораторским приемом, начали изучать в школах, вырабатывать варианты применения и контрмеры. Клиентки докладывали об этом Флавии, а та пересказывала мне. Кто-то втолковал ей, что я действую нестандартно, поэтому и добиваюсь успеха. Раньше это казалось жене изъяном, несмотря на то, что мы стремительно богатели. Только победа в суде убедила Флавию, что муж всегда прав, даже если уверена в обратном.

Вторым плюсом стало то, что больше никто из застройщиков не спорил с курульным эдилом. Если я говорил, что нарушен закон, что надо снести построенное в неположенном месте, никто больше не пускал пузыри. Ругали, конечно, не без этого, но выполняли предписание и не предлагали взятки. Из-за этого я превратился в очень непопулярного человека для застройщиков и культового для плебса. Последнее сильно облегчило мне жизнь. Доброжелатели сообщали моему секретарю Неро Ульцию, где и кто нарушил закон, тот информировал меня — и карающий меч закона тут же настигал засранца. Вскоре доносить стало не на кого. Уверен, что застройщики просто передвинули свои планы на начало следующего года, когда выберут нового курульного эдила. К наступлению посевной мое постоянное присутствие в Риме стало необязательным. Так что я, как мой тесть, появлялся в столице раз в неделю на день-два, решал текущие вопросы, которые были вне компетенции моего секретаря, и возвращался в латифундию. Никого моя работа, так сказать, на удалёнке не удивляла. Большая часть римских чиновников, у кого есть вилла или латифундия поблизости, трудится именно так. Некоторые особо счастливые летом исполняют служебные обязанности, не вставая с клинии в собственной вилле где-нибудь в районе Неаполя.

Ездил я на коне. Трусцой дорога занимала часа три. Иногда, чаще на обратном пути, сворачивал в лес, охотился. Самой разной дичи все еще много. Если бы у меня жизнь не сложилась так удачно, можно было бы неплохо зарабатывать охотой. С голоду уж точно бы не умер. Привозил домой оленя или лань, улучшая рацион семьи и рабов, которых стало так неприлично много, что Флавия не успевает отругать всех за день. Впрочем, к ее эмоциональному характеру привыкли, не особо обращают внимание. Боятся моего спокойствия, потому что особо тупых или борзых просто продаю в соседние латифундии, где жизнь не такая хорошая. Рабы контачат друг с другом, обмениваются мнениями о хозяевах, об условиях жизни. Желающих перебраться ко мне среди них очень много. Мои рабы и выглядят приличнее, потому что ткани свои, не жалею. Иногда их по одежде принимают за вольноотпущенников.

Во время первой поездки в латифундию в середине марта встретил на дороге процессию, которая везла в Рим прах Марка Випсания Агриппы, почившего в возрасте пятьдесят один год, хотя все были уверены, что переживет своего болезненного друга Цезаря Августа. Он, как сообщили, подхватил лихорадку в Паннонии и отправился лечиться