Читать книгу - "Крушение - Виктор Серж"

Они прошли вдоль всего корабля, от носа до кормы, поднялись по лесенке на ют и облокотились о поручни, которые заканчивались, не доходя до флагштока: за широким проемом между ними зияла пустота. Якорь покоился на цепи, здесь сильнее ощущалась вибрация машин, их борьба против упорного моря, корабль шел, словно плугом разрезая воду. Над оставленной им бороздой яростно смыкались сверкающие валы, закручиваясь в пенные водовороты, прозрачные и непроницаемые гущи воды перемешивались неостановимо, с несокрушимым безразличием. Кривой след корабля тянулся, тая, почти до горизонта, более светлый, чем окружающие просторы, бледно-зеленый. Монотонное и ни разу не повторяющееся зрелище, оно завораживало, как неосознанная мечта. Равнодушие стихий. Ардатов заговорил:

— Звездной ночью кильватерный след слегка мерцает, глаза устают смотреть, я уже не знаю, вижу ли я его или воображаю. И перестаешь о чем-либо думать. Приходите сегодня ночью, Хильда.

— Я приду, — ответила Хильда, внезапно успокоившись и поняв, что так ее раздражало. (Почему вы уже немолоды? Я вижу это по морщинам на ваших веках, по вашей походке, по выступающим венам на вашей руке, не могу не видеть! И вы как будто не сознаете этого, не замечаете, что я это вижу. Ваша ясность ума приводит меня в отчаяние, но прикосновение к вам успокаивает, вы возвращаете мне вкус к жизни, и я ощущаю послевкусие конца… И это моя вина, не ваша.)

— Вилли Барт на борту, — сказала она. — Хотелось бы мне знать, с какими документами он едет. На палубе он показывается только по вечерам. Вы не думаете, что он может быть опасен?

Ардатов пожал плечами.

— Опасен он или нет — выкиньте его из головы.

Корабль почти неощутимо шел вперед по вязкой жаре, среди искрящихся морских просторов, южное небо пылало. Вселенная казалась неподвижной, искрилась легким знойным пламенем. Песчаные берега Сахары были низкими, прокаленными солнцем, хотя дальше за ними угадывались возвышенности. Вместо миражей на горизонте сменяли друг друга высокие плато с крутыми склонами, лишенные тени; ни облачка, ни клочка тумана. Неземной пейзаж, прямые линии, отделяющие иссохшие пески от бескрайнего неба. Величие в простоте, недвижное пекло, несовместимое с нашими представлениями о жизни. И покачивание корабля вызвано было раскаленным ядром Земли. Пассажиры изнывали от жары, лежа под тентами, которые давали лишь видимость тени, так как пропускали беспощадные солнечные лучи. Разговоры текли лениво. Память о прошлом, пробуждаясь, вызывала дурноту.

— Я бы хотела выблевать свои воспоминания о Центре, — внезапно произнесла Хильда.

Перед глазами ее вставали образы Центра размещения и фильтрации, занимавшего бывшую гостиничку в марсельском пригороде, — прибежища больных на вечном карантине, двора чудес обездоленных, публичного дома для избранных полицейских. Старухи гнили там заживо, завернувшись в свое тряпье, одна была в прошлом придворной дамой, другая — несгибаемой пацифисткой, третья — самой популярной сводней на Французской и Итальянской Ривьере. Девицы из баров продолжали заниматься своим делом, они получали лучшие камеры, им разрешалось покидать Центр для посещения воображаемых консульств, клиенты расплачивались с ними мылом и армейскими консервами. «Мне приходилось ждать, чтобы постирать вещи, пока Рита закончит принимать своего покровителя» в заднем помещении гаража, прохладном месте, где на стенах висели фото обнаженных женщин, а старые ковры и мешки j служили ложем любви. Белье сушилось повсюду, пестрело несмываемыми пятнами. Чахли завшивевшие дети, но, за исключением больных, они не унывали, даже если время от времени притихали, чем-нибудь напуганные. Они воровали последние тщательно спрятанные крошки сахара — и довели этим до слез придворную даму. А потом подолгу шумели в отхожих местах, мучаясь поносом.

— Я уезжаю, — сказала Хильда, — а это все продолжается… Невыносимая мысль. Вы не могли бы объяснить мне, Семен, почему люди так редко пытаются покончить с собой?

— Думаю, смог бы, но мое объяснение ровным счетом ничего не объяснит.

Хильда, устремив взгляд на безжизненный пейзаж, произнесла:

— Если бы смерть можно было представить в земных понятиях, она, наверное, выглядела бы так: пустыня, неподвижное море, бесконечный небесный свет без огня…

Ардатов подхватил ее мысль:

— Свет незрячих…

Вилли Барт целыми днями дремал в душном трюме. Матрос приносил ему еду из офицерской столовой. Вилли избегал тревожащего света, толпы, бессмысленных разговоров, случайных встреч. В жарком сумраке он чувствовал себя увереннее, хоть спал беспокойно; бурные сны оставляли по пробуждении тягостное чувство тревоги, и наяву его долго не отпускали пригрезившиеся навязчивые видения: женщины, встреченные на площадях, обнаженные девицы, непристойные сцены, грубые соития, он страдал от этого, чувствовал себя грязным, униженным настолько, что хотелось напиться. Но лучше уж так, чем, точно обезумев, без конца прокручивать в уме катастрофические события. Все, что было важно для него в этом мире, важнее его собственной жизни, подвергалось смертельной угрозе, терпело поражение, вместе с целым народом истекало кровью и билось в агонии. Он прекрасно помнил карту и довольно неплохо — страну, ставшую жертвой агрессора, и новости, получаемые на корабле изо дня в день, свидетельствовали о масштабах катастрофы. По вечерам Вилли поднимался, брился без зеркала, противясь искушению перерезать себе горло, надевал темно-синюю куртку, в которой походил на матроса, и выбирался на палубу. Эспадрильи[272] приглушали его шаги, безличный силуэт сливался с тенями других. Палуба ярко освещалась лишь в середине, у капитанской рубки. Под фонарями пассажиры играли в бридж. На носу под гитару вполголоса пели испанцы. Вилли Барт, глубоко вдыхая свежий ночной бриз, одиноко бродил вдоль кормы.

В тени черной шлюпки, похожей на гроб, обнимались влюбленные. Опасаясь, что они заметят его, Вилли тихонько поднялся по узкой лестнице; наверху в спину ему ударил порыв ветра, глазам открылась бескрайняя, усеянная звездами тьма. Опустив взгляд, он заметил на другом конце мостика фигуру человека, стоявшего на краю бездны, прислонившись к флагштоку. В этом месте не мог дежурить спасатель, впрочем, человек над водой держался свободно и расслабленно. По массивным сутулым плечам и завиткам волос на висках Вилли Барт узнал доктора Ардатова. Тот смотрел на кильватерный след корабля, который слабо мерцал, отражая хрустальные звезды.

Вилли Барт живо обернулся: никого. Вокруг огней на юте сгущался мрак, вдалеке надрывалась испанская гитара. Подкравшись, а затем распрямившись, точно сжатая пружина, Вилли изо всех сил толкнул человека, стоящего над бурлящим морем. Темный силуэт судорожно взмахнул руками, из его груди вырвался вздох, и он исчез, поглощенный ночью, небытием, шумом волн, как будто его никогда не существовало. Вилли Барт спустился по лестнице. Дрожь в руках утихла, сердце билось ровно. Он почувствовал облегчение. И долго вглядывался в кильватерный след, но не увидел ничего, кроме неизменного мерцания волн. Затем пошел прочь с отсутствующим