Читать книгу - "Семейная хроника - Татьяна Аксакова-Сиверс"

За недолгий срок моего общения с русской эмиграцией я поняла, что как раз такие «пустоцветы», как Макарова, находясь постоянно на виду, и определяют общественное мнение, заслоняя собою людей более скромных и более достойных, которые остаются в тени, несмотря на то, что их значительно больше.

В связи с этим, подходя к концу главы, посвященной моим впечатлениям о поездке в послевоенную Европу, я хочу сказать несколько слов о семье Ниродов. В Петербурге граф Михаил Евстафьевич был предшественником моего отца на должности помощника начальника Главного управления Уделов — отец всегда отзывался о нем с большой теплотой и уважением. Двое сыновей Нирода погибли в Цусимском бою. Как сейчас помню окруженные траурной рамкой портреты двух красивых морских офицеров на страницах газет и журналов того времени.

В Висбадене жили их родители и младший брат. Средств, видимо, не было никаких, потому что старый граф разгружал багажные вагоны на вокзале, и можно было видеть, как он в брезентовом фартуке проходит по платформе, толкая перед собой тележку с чемоданами, не только не теряя при этом своего достоинства, а вызывая какое-то умиленное уважение. Молодого Нирода мама старалась устроить через нашего соседа Пуасилли на какую-нибудь конторскую должность, и он несколько раз заходил к нам узнать о результатах, а потом — поблагодарить маму, когда ее хлопоты увенчались успехом. Это был болезненный и молчаливый молодой человек, внешне, быть может, ничем особенным не отличавшийся, но производивший впечатление исключительной душевной тонкости. Казалось, что Михаил Михайлович Нирод по самой своей сущности не может сделать чего-либо некорректного или неделикатного — таким, по крайней мере, он остался в моих воспоминаниях. (Написав эти строки, я подумала: «Как был бы удивлен Миша Нирод (если он жив!), если б узнал, что какая-то женщина, видевшая его три-четыре раза в жизни и обменявшаяся с ним лишь несколькими незначительными словами, пишет о нем так хорошо, причем ее отзыв совершенно бескорыстен!»)

В конце апреля мы с Димой стали собираться домой — на этот раз уже не морским путем, а по железной дороге. Прощание с мамой не было надрывным — мы словно чувствовали, что увидимся снова, но уже не в Германии, а во Франции, куда маму все время тянуло.

Путешествие наше совершилось без приключений: мы пересекли границу в Себеже и на таможне к нам отнеслись милостиво. Я беспрепятственно перевезла кое-что из одежды Борису, все наши вещи и небольшие подарки.

О том, какие изменения произошли в Калуге за мое полугодовое отсутствие и как там потекла моя дальнейшая жизнь, речь пойдет в следующей главе.