Читать книгу - "Меч и ятаган - Саймон Скэрроу"

Следующие два дня Мария приходила каждое утро, а на третий день Томас почувствовал себя окрепшим настолько, что решился выбраться на стены Сент-Анджело. Воздух был тих, а потому флаги и штандарты обеих сторон как будто поникли. Над островом недвижно висели сизые тучи — знак резкой перемены в погоде, знаменующий конец лета. Вражеская артиллерия лупила в основном по остаткам городских укреплений, так что по стенам форта можно было прогуливаться в безопасности — во всяком случае, пока. Разговора, что произошел у них в тот первый день после прихода Томаса в себя, Мария не упоминала, что и к лучшему: оба могли теперь не спеша, словно бы заново, вновь сблизиться друг с другом. Заминки возникали лишь тогда, когда кто-нибудь из них, Мария или Томас, невзначай заговаривал о будущем.

Прошлый раз, когда он со стен форта озирал панораму бухты и ее окрестности, оба полуострова, Сенглеа и Биргу, осадой были в основном не тронуты. Теперь же взгляду представала апокалиптическая картина смерти и разрушения. Внешние укрепления Сент-Мишеля и Биргу были буквально разутюжены, а стены представляли собой не более чем завалы мусора между издолбленными бастионами. В самом Биргу не было практически ни одного здания, которое не порушили бы ядра, полностью или частично. Мачты и снасти торчали из моря там, где ла Валетт, препятствуя высадке турок на Сенглеа, приказал затопить корабли. И хотя со времени неудачного османского штурма минул месяц, канал между двумя островами, которые удерживали защитники, был по-прежнему захламлен остатками разбитых галер, а улицы Биргу с дуновением жаркого морского бриза вмиг заполнялись несносной трупной вонью от сотен разбухших обесцвеченных трупов.

Турецкие батареи стояли на всех высотах и продолжали неуклонный обстрел защитников, утюжа все, что оставалось от внешних укреплений, а временами постреливая и по городу: дескать, вот вам, городские крысы, сидите, бойтесь — скоро и до вас очередь дойдет. Разумеется, это сказывалось на моральном состоянии.

Пейзаж между стенами и турецкими траншеями был изрешечен ядрами и обуглен зажигательными смесями, которые запускались с обеих сторон. Присущий войнам своеобразный этикет, и тот был позабыт: стоило какой-либо из сторон обнаружить похоронные отряды неприятеля, занятые уборкой трупов, как по ним тотчас открывался огонь. В результате у стен Биргу скопились тысячи неубранных тел и разрозненных останков — обильная кормежка для чаек и падальщиков.

На все это Томас взирал в потрясенном молчании. Даже отчаянная борьба за Сент-Эльмо казалась в сравнении с этим чем-то мелким и незначительным. Трудно было представить, что мешает врагу без всяких усилий взобраться на эти горы мусора, назвать которые укреплениями даже язык не поворачивается. А ведь это некогда были неприступные куртины Биргу. Теперь от городских улиц врага отделяли лишь наспех возведенные (спасибо прозорливости Великого магистра) внутренние стены.

Мария наблюдала за его реакцией на увиденное.

— Теперь сложно даже представить, как выглядел этот остров до прихода турок. Кажется, все это было так давно… Мне порой сложно даже вспомнить, какой она здесь была, прежняя жизнь. И была ли вообще. А еще что когда-нибудь впоследствии здесь будет какая-то иная жизнь, не отягощенная траурной тенью этой. Причем на все времена.

— Все это схлынет, уйдет из памяти, — ответил Томас. — Какая-нибудь сотня лет, и все забудется; останется лишь скупое упоминание в исторических хрониках. Память у нас на такие вещи коротка, иначе войнам был бы положен конец.

— Но есть такое, что не забывается, — тихо заметила Мария. — Просто не может быть забыто, как бы ни силился разум.

Томас помолчал, а затем кивнул: