Читать книгу - "Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века - Владислав Голдин"

Вернувшись же к фигуре Завадского-Краснопольского, заметим, что в руководстве ИНО очень настороженно относились к нему, полагая, что он, являясь агентом префектуры, «крутится вокруг “Фермера” по ее заданию и для создания очередной авантюры». Именно поэтому было отвергнуто и предложение парижского аппарата ИНО о создании группы из Туркула, Улагая, Скоблина и Завадского для того, чтобы проникнуть в префектуру и подобраться к 2-му отделу Генштаба Франции.

Генерал Скоблин умело использовал для повышения своего авторитета юбилейные вехи в истории Белого движения. Самой сильной признали, например, его речь на 15-летии Добровольческой армии многие органы эмигрантской печати. Воспроизведем эту речь по эмигрантским источникам. «В ноябре 1918 года нас были десятки, в ноябре 1920 года — более 100 тысяч, — говорил Скоблин, — а в ноябре 1932-го нас, белых русских, — более миллиона. Нет страны, где бы не было нас». «Точно евангельское воинство в былине нас раскалывали надвое, но от каждого нового удара нас поднималось вдвое больше числом, — восклицал он. — Теперь о нас знает весь мир». «Я вас спрошу: сколько теперь нас там, в России, и сколько нас будет еще», — продолжал генерал. Он напомнил слова Достоевского о высоте духа и подчеркнул: «Генерал Врангель, ведя нас за собой в 1920 году, верил в наши нравственные силы, в высоту духа. Кто теперь посмеет сказать, что Врангель ошибался?» «Провозгласим же всем честным братьям-изгнанникам, всем честным русским солдатам, всему Русскому Зарубежью, духовному средоточию России — наше “ура”», — закончил генерал Скоблин под громовое «ура», переходящее в овацию.

Шло время, и статус генерала Скоблина в военной эмиграции и в Русском Обще-Воинском Союзе постепенно повышался. В сентябре 1933 года генерал Миллер назначил его начальником группы чинов 1-го армейского корпуса в Париже. После кризиса во французском отделе Союза Первопоходников («дело генерала Говорова») генерал Скоблин был избран в ноябре 1933 года в состав нового Правления этой организации. Он возглавил отдел РОВСа по связи с периферийными организациями и получил возможность получать уникальную информацию не только о ситуации в центральном аппарате РОВСа, но и на местах, в широких кругах русской эмиграции, об операциях, проводимых совместно с разведслужбами Румынии, Польши, Финляндии и Болгарии.

Тайная жизнь Скоблина и Плевицкой во многом предопределяла явную, видимую для их друзей и коллег, и тем более для широкой публики. Именно эта тайная жизнь во многом обусловила изменение порядка, уклада жизни семьи генерала. Чета Скоблиных охотно приглашала к себе в гости генералов из руководства РОВСа, сблизилась с генералом Миллером. Часто в воскресенье Скоблин на своей машине увозил Миллера с супругой в свой особняк в Озуар-ле-Феррьер. Председатель РОВСа любил бывать в этом доме с посаженными рядом березами, напоминавшими о России. В двухэтажном особняке с шестью комнатами, где царил дух России (иконы, фотографии и русские гравюры), хватало места гостям.

Генерал Миллер доверял Скоблину и Плевицкой, любил слушать песни, исполняемые хозяйкой дома, не без удовольствия воспринимал ее кокетство и легкий флирт с ним. Возвращаясь из концертных поездок с супругой по Европе, генерал Скоблин рассказывал председателю РОВСа о настроениях эмиграции, и тот охотно внимал ему. Когда Миллер приезжал к Скоблину один, без семьи, что со временем происходило все чаще, они закрывались и в течение нескольких часов беседовали наедине в кабинете хозяина на первом этаже. Впрочем, нередко их конфиденциальные беседы посещала и Плевицкая, не только как хозяйка, но человек, считавшийся убежденным противником большевиков. Она не только внимательно слушала, но иногда и высказывала свои советы.

Летом 1933 года генерал Миллер с женой провели свой отпуск в доме Скоблиных. Летом 1934 года семья Миллера уступила свою квартиру в Париже на некоторое время Скоблину и Плевицкой, ибо последней нездоровилось и требовалось лечение во французской столице. В 1934 году Скоблины щедро жертвуют на постройку Свято-Троицкой церкви в своем городе для небольшой русской колонии. Заметим, что настоятель церкви и духовник Плевицкой отец Александр Чекан, бывший офицер-артиллерист, был женат на одной из дочерей генерала Миллера — Марии, что также сближало семьи Миллера и Скоблина.

Скоблин и Плевицкая часто бывали на людях, предпочитая банкеты, встречи и вечера, где собирались сливки русской эмиграции (если так можно выразиться, имея в виду ее весьма поблекший облик и незавидное материальное положение большинства): генералитет, политики, представители бизнеса, деятели культуры и искусства. Здесь приятное можно было сочетать с полезным, получая ценную информацию о различных областях жизни эмиграции и ее планах. Своего рода ритуалом стало посещение многочисленных воинских встреч, обществ, юбилеев, где Плевицкая пела, всегда с восторгом принимаемая аудиторией, а ее супруг вел беседы, говорил сам, внимательно слушал собеседников, запоминая и анализируя полученную информацию. Плевицкая последовательно и успешно выполняла установку, данную ей кураторами из советской разведки: своими выступлениями на благотворительных вечерах ровсовских и иных эмигрантских организаций создать себе и мужу имя, заставить печать говорить о ней, а следовательно, и о нем.

Если до 30-х годов никто не замечал у генерала Скоблина, как это и характерно для боевого офицера, считающего себя прежде всего солдатом, интереса к политике, то в 30-е годы такой интерес проявлялся все более явственно. Как отмечали друзья и знакомые генерала, где-то особенно с 1934 года встречи не только с коллегами-военными, но и с политиками, разговоры на политические темы становились все более характерными для него. Это относилось как к российской, так и к международной политике. Генерал Скоблин, следуя советам своих чекистских наставников, постепенно и незаметно для окружающих и вождей Белого движения стал активизироваться, укреплять свои связи со всеми знакомыми ему деятелями Русского Обще-Воинского Союза и других белых организаций. Но, налаживая тесные отношения с лидерами РОВСа, он стремился сохранять вместе с тем свою самостоятельность.

Поддерживая свой имидж боевого и авторитетного генерала, Скоблин прилагал значительные усилия для того, чтобы превратиться в политическую фигуру, с которым считаются в руководстве РОВСа, которого знает и ценит военная эмиграция, которому верят в тяжкую эпоху безвременья. Это в полной мере соответствовало выполнению задачи, поставленной перед Скоблиным чекистами, — «входить в головку РОВС, добиваться руководящего места».

Имя Скоблина все чаще мелькало на страницах эмигрантских газет. «Вестник Общества Галлиполийцев» опубликовал, например, 15 июля 1934 года статью под названием «Генерал Скоблин. Рецепты “Последних Новостей” для спасения РОВСа». Дело в том, что в передовой статье указанной газеты за 8 июня шла речь о кризисной ситуации, сложившейся в этой ведущей эмигрантской военной организации. Но если «Последние Новости» писали о «развале» в РОВСе и о том, что этот Союз требует «ревизии денежного ящика», то Скоблин был весьма сдержан в своих комментариях и оценках. Он указывал, что за указанный газетой период от РОВСа отошли всего около 80 человек. Сам генерал выступал за сплочение этого союза и против атак на него. Резюмируя происходящее, Скоблин указывал, что «жизнь в эмиграции становится все труднее. Труднее жить и РОВС-у».