Читать книгу - "Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917) - Ева Ингеборг Фляйшхауэр"

Притвиц имел право в 18–19-й мобилизационный день ожидать, что с 40-го мобилизационного дня, на который план Шлиффена намечал взятие французской столицы, его 8-й армии начнут поступать подкрепления. Это стало невозможным, поскольку из-за провала «налета» западное развертывание пошло не по плану, о чем ВК не спешило сообщать ни Притвицу, ни остальным военачальникам на востоке. Так что «реальностью войны», о которой писал Людендорф, были следствия его собственных неудач в планировании развертывания и осуществлении вторжения в Бельгию.

Кроме того, судя по поведению Людендорфа в Кобленце, если тема временного плана отступления Притвица вообще затрагивалась в его разговоре с Мольтке, то лишь вскользь: Людендорф не имел верного представления о порядке планировавшегося раньше, но уже отмененного отступления. Ошибочно полагая, будто 8-я армия отошла за Вислу, он от имени Мольтке распорядился по телеграфу немедленно передислоцировать ее в Мариенбург; тем самым, желая заставить армию пройти вперед, он ее «в действительности отодвинул назад»^[973]. Следовательно, речь на совещании в первую очередь шла совсем о других проблемах. Они вытекали как из имевшегося в распоряжении собеседников русского оперативного плана, так и из возлагавшихся на Людендорфа задач.

В свете вышесказанного Людендорф в 1919 г. допускал сознательное преувеличение, называя положение, о котором узнал в Кобленце, «несомненно очень серьезным»^[974], и преуменьшение — когда давал понять, что «в конце концов… кое-какие выходы все-таки еще» оставались^[975]. Что это были за «выходы», он ни разу не уточнил.

На первый же взгляд, одним из «выходов» представлялось разделение двух вражеских армий, с тем чтобы разбить их поодиночке. Он не мог не прийти в голову любому немецкому генштабисту, имеющему перед глазами план Жилинского. На военных играх Большого генштаба этот «выход» отрабатывался неоднократно^[976], став, таким образом, «общим местом для офицеров, прошедших подготовку в Генеральном штабе»^[977]. Потому и штаб 8-й армии 21 августа планировал сражение по данной схеме. Людендорфа, который в Кобленце не дал себе труда осведомиться по телефону о планах штаба 8-й армии, по прибытии на место во второй половине дня 23 августа «чрезвычайно удивило, что все распоряжения и приказы, какие только могли быть отданы к этому времени в связи с задуманным наступательным сражением против русской Варшавской армии, уже отданы»; ему осталось «только одобрить принятые главным командованием до сего момента меры»^[978]. Его присутствие, с военной точки зрения, было излишним.

Даже хуже: его путаные указания из Большой ставки, поспешное увольнение Притвица и Вальдерзее, осуществленное исподтишка и с непростительным несоблюдением надлежащей формы^[979], его грубое, часто контрпродуктивное вмешательство в решения отдельных корпусных командиров во время сражения настраивали против него людей. Такие знающие себе цену военачальники, как генерал-лейтенант Отто фон Белов (I резервный корпус) и Герман фон Франсуа (I армейский корпус), на практике зачастую просто не принимали его распоряжения к сведению. Франсуа, 1-й офицер штаба IV армейского корпуса в Магдебурге, когда капитан Людендорф служил там 2-м офицером, затем начальник штаба того же корпуса при командире Гинденбурге, уже год как ставший командиром корпуса в Кёнигсберге, знал свое новое начальство достаточно хорошо, чтобы не дергать свои войска его несообразными, нередко преждевременными приказами о наступлении. Вдобавок он лучше был знаком с местными условиями. В критических ситуациях он вопреки указаниям Людендорфа вел корпус в атаки, которые в конце концов принесли 8-й армии победу, а его самого сделали настоящим победителем в этой битве. Опытные полководцы вроде Франсуа, Белова и Августа фон Маккензена старались беречь свои корпуса и в тех случаях, когда Людендорф по телефону приказывал им «держать позицию до последнего человека»^[980]. В ходе сражения среди них распространилось мнение, что Мольтке послал Людендорфа в Восточную Пруссию именно по причине «его невероятной безжалостности и грубости», как «того, кто нужен» для решения стоящей там задачи^[981].

Тем самым подтвердилась одна сторона исключительного значения, которое имел Людендорф для реализации замыслов Мольтке. Оно нашло отражение и в чрезвычайных условиях его назначения: будущему начальнику штаба 8-й армии предоставили самому выбрать себе главнокомандующего^[982]. Из нескольких возможных кандидатов Людендорф предпочел пользовавшегося благосклонностью Мольтке отставника (с 1911 г.) Гинденбурга, известного, помимо большой популярности, немногословностью, сдержанностью и отсутствием личного честолюбия. Как генерал на пенсии, Гинденбург не вызывал подозрений в желании участвовать вместе с Людендорфом в составлении планов или вмешиваться в его действия. Практически Гинденбургу отводилась роль немого alter ego Людендорфа, и он на нее согласился. Его назначение давало Людендорфу большое преимущество: Гинденбург просто заверял своей подписью все решения Людендорфа, однако в случае неудачи «разбитым полководцем стал бы не Людендорф, а Гинденбург»!^[983]