Читать книгу - "Добрый мэр - Эндрю Николл"

Тибо сидел неподвижно, положив ноги на стол и обхватив затылок руками, пока его мышцы не окаменели, словно бетон, и думал о том, что он сделал и во что ему это обойдется. Он мог бы купить Агату и распоряжаться ею, как собственник, потребовать от нее чего угодно. Но он любил ее — и платой за это была невозможность ею обладать. Он мог бы не платить штраф за Гектора, мог бы пройтись до Приканальной улицы в дорогом костюме и начищенных ботинках, гладко выбритый и благоухающий одеколоном, и посмотреть, как констебли уводят его в тюрьму. Но это огорчило бы Агату. Поэтому он выбрал худший вариант — расстался с деньгами только ради того, чтобы Гектор Стопак мог любить ее этой ночью, и следующей, и много ночей после. А она будет думать, что он, Тибо, «уладил» это дело, что он такой же, как все, такой же, как Ангстрем. «И все-таки не все одинаковы. Я не такой, как все». Эта мысль была его единственным утешением.

Пока Тибо сидел по одну сторону двери и бормотал себе под нос, по другую сторону сидела Агата с красными от слез глазами. «Дом — это там, куда тебя не могут не впустить». Те самые слова, которые в бабушкиных устах были утешением, обещанием того, что ее никогда не отвергнут, те самые слова, которые звучали для нее приговором, когда она думала об очередной ночи на Александровской улице, теперь звучали угрозой. Дом — это там, куда тебя не могут не впустить. Она не могла не впустить домой Гектора — а ведь именно этого, внезапно поняла она, ей хочется больше всего.

В пять часов Агата все еще сидела за столом. Она была все там же в половине шестого. Когда часы на соборе пробили шесть, она смогла заставить себя надеть плащ, но осталась в кабинете — присела у двери на край столика, рядом с кофейной машиной. Двигаться не хотелось.

— Дом — это там, куда тебя не могут не впустить, — сказала она вслух. — Но это даже не мой дом. Это его дом. И я не могу его не впустить. Я не могу запретить ему приходить домой.

Наконец она вышла из Ратуши и поехала на Приканальную, забравшись на верхнюю площадку трамвая. Дул холодный ветер. Агата сидела, засунув руки в карманы и подняв воротник плаща, и думала, что скажет ему, что сможет сказать, чтобы он не думал о деньгах. И еще она думала о том, что может сделать. Кое-что она могла бы сделать, но после этого он снова спросит о деньгах, а денег нет. Он выйдет из себя, и она будет в этом виновата. Она будет виновата, и он будет в ярости.

Трамвай накренился, поворачивая с набережной. Зазвенел колокольчик. Кондуктор высунулся из задней двери и прокричал: «Зеленый мост!» Впереди, с правой стороны дороги, словно фонари чумного патруля, мерцали огни «Трех корон», мутные, желтые, унылые. Дверь распахнулась, выпустив на улицу бренчание разбитого пианино, и из таверны вышел Гектор. Трамвай медленно проехал мимо. Агата повернула голову и посмотрела, как он укрывает рукой от ветра спичку и закуривает. Вспыхнул отставший кусочек табака, Гектор отбросил его щелчком пальца. Рядом с ним была женщина, тощая женщина с короткой стрижкой и крикливым макияжем. Она запрокинула голову. Агата увидела, как она открывает рот и смеется, а потом присасывается к Гектору в пародии на поцелуй. Трамвай ехал очень медленно. Гектор сунул руку в карман и что-то дал женщине. Деньги. Та снова засмеялась. Агата видела, как они побежали к каменной лестнице, ведущей к проходу под мостом, к арке, под которой было темно и сухо. Трамвай повернул на Литейную.