Читать книгу - "Тьма на кончиках пальцев - Дмитрий Швец"

Девочка лежала на полу в луже собственной крови. Лицо ее обезображено, нос свернут на бок, покрытые кровью губы не то разорваны, не то разбиты в кашу. Правая сторона сплошной синяк, платье разорвано, из плеча торчит обломок ключицы, рука вывернута, пальцы раздроблены. Юбка задрана, порвана, ноги в крови, левая стопа сломана и неестественно вывернута. На правой нет ботинка и трех пальцев. Их не отрезали, не оторвали, их словно жевали.

Я проглотил подступившую тошноту. Попытался отвести взгляд от тела и не смог. Я чувствовал что-то холодное, что-то неправильное. Так быть не должно. Никто не смеет обижать маленьких девочек. Хватать их, ломать им руки, залезать под юбки. Я смотрел на мертвое тело девушки и невольно представлял на ее месте обеих своих сестер. Ярость заполняла меня, кулаки сжались, я думал о том, чтобы вырвать саблю из скрутки и пойти в лес искать чертового Степу. И сердце мое сжималось от бессилия.

Мертвое тело притягивало меня. Оно звало. Оно хотело отмщения, жаждало его. И я хотел подойти к нему, дотронуться до него рукой. Сказать, что найду того, кто это сделал и когда найду, то смерть покажется ему счастьем.

Мертвой девочке отказывать нельзя, я сделал шаг вперёд и на этот раз сдержать тошноту не смог. Меня вывернуло наизнанку, я рухнул на колени, возвращая в этот мир, все, что сегодня съел. Когда в желудке больше ничего не осталось растянулся на полу и уставился на почерневшие от копоти доски потолка.

Петр Андреевич скинул с плеч пиджак, накрыл тело.

— Агнешка, — произнес он, подходя к нам и глядя в глаза Светлане Юрьевне, словно это имя все объясняло.

Я вздрогнул. Мне оно не объясняло ничего, но что-то говорило, но я не помнил, что именно. Так, где-то далеко на краешке сознания.

— Кто? — спросил я не поднимаясь с пола.

— Агнешка, на кухне работала, Лизе помогала, — словно выплевывая слова, не поворачиваясь, пояснил Крестовский и обратился к Светлане: — Ты все еще хочешь с нами Степу искать?

— Хочу! Я должна! Ведь он мой..., — она не договорила, сжав губы и явственно давя слезы.

— Ну, да, — понимающе кивнул Крестовский и похлопал ее по плечу. — Но мы его жалеть не будем. Ты видела, что он с Агнешкой сделал.

— Да! — вспыхнула Светлана. — Знаю. Я вижу, что он с ней сделал. Я все понимаю, Петя, но я должна.

Крестовский молча кивнул и отвернулся.

— Это не он, — неожиданно, даже для самого себя тихо сказал я и еще более неожиданно был услышан окружающими. Я вспомнил где слышал имя погибшей девочки.

— Что? — Крестовский повернулся ко мне, в глазах его стояла горькая усмешка. — Только не говори, что это ты.

— Не я! — сев и не найдя чем вытереться, утер рот рукавом. — Но это и не Степа. Он приходил ко мне, он говорил об этой девочке, и ты бы Петр Андреевич слышал с каким обожанием он это делал. Не каждый отец так о своих дочерях говорит. Мой, к примеру, и половину той теплоты, что была у Степы в голосе не держал, — я замолчал, борясь с очередным приступом тошноты.

— Когда? — приблизившись, глядя на меня с интересом, спросил Крестовский.

— Вчера, — отдышавшись и поборов тошноту ответил я. — Или сегодня, не знаю. Мне было очень холодно, он пришел и помог. Не знаю, что он сделал, но мне стало теплее, я смог уснуть. А когда проснулся, на стуле лежала записка и это, — я кивнул на свою форму. — Кстати, что это значит вообще? — я оттянул воротник.

— Вообще не кстати, — глухо отозвалась застывшая статуей Светлана Юрьевна. Синие, даже под яркой красной помадой губы ее дернулись в короткой улыбке.

— Ну, и? — Крестовский присел возле меня, как раньше Жаров возле кухарки. Мне тоже у него на плече всплакнуть?

— Он говорил о ней, — я кивнул на тело. — Об Агнешке. И говорил так нежно и ласково. несколько раз просил, если мне попадется, то кошечку ей на кухню отнести.

— Что?

— Что?

— Что?

Первым вопрос задал вздрогнувший Крестовский. Второй побледневшая еще больше Светлана Юрьевна. Третьим выпустивший кухарку Жаров. Ник и Волчок не проронили ни звука, но глаза их округлились.

— Какая кошка? — вкрадчиво спросил Крестовский.

— Маленькая черная с белой кисточкой на хвосте.

Крестовский тоже побледнел, он закрыл рот рукой и с минуту сидел не шевелясь, затем резко встал повернулся к Светлане Юрьевне.

— Дура, — произнес он. — Ой, дура!

— Петр Андреевич, — сухо, хрипло, растеряно и чуть злобно произнесла Светлана Юрьевна. — О мертвых либо хорошо, либо никак, но в данном случае вы правы — она дура! Или вы это обо мне? — с вызовом, уперев руку в бок спросила она.

Крестовский вызова не принял.

— Нам надо найти Степу, — спокойно, глядя ей в глаза сказал он. — Очень надо! Прав Глеб или нет, но Степана все равно надо найти. Этим и займемся. А затем, милая моя Светлана, нам предстоит очень важный разговор. Как, черт подери, это вообще возможно в доме, напичканном охранными заклинаниями? Но пока мы ищем Степу, вы подумаете над ответами. Проша, отведи Лизу домой и оставайся с ней, до распоряжений. Запрись, забаррикадируйся, не открывай никому кроме меня или Ники. Пистоль возьми, не дай бог что.

Прохор молча поднял рубаху, показав заткнутый за пояс пистолет, и не говоря ни слова, сменил Жарова подставив свое плечо плачущей кухарке.

— Три минуты на теплую одежду. Жду всех на крыльце.

Глава 26

Крестовский обладал не слабым даром убеждения. Да, что там не слабым, весьма сильным даром. Он умел доходчиво и в красках описать не только человека и его внутренний мир, но и привести аргументы и доводы против которых возразить было совершенно нечего.

Вот и сейчас он использовал дар убеждения. Он терпеливо, как и положено учителю, объяснял недалекому школяру, что лезть в берлогу к медведю опасно. Но школяру, было все равно. Крестовский использовал все, от убеждения до угроз, от объяснений до ругани. Но школяр стоял на своем. Точнее школярка.

Светлана Юрьевна не отвечала ни на ругань, ни на оскорбления. Она молча смотрела в глаз Крестовского и ждала, когда тот