Читать книгу - "Тьма на кончиках пальцев - Дмитрий Швец"

- Можно? – спросил он.

- Ах, - выдохнула Светлана, вытирая с кончика носа сахарную пудру, - Петр Андреевич, делайте что хотите. Хоть весь дом провоняйте своими папиросками, только от меня сегодня отстаньте, - и она схватила рукой брызнувший маслом пончик.

- Про сладкое я тоже спрошу, но все же, скажите мы все тут темные?

Клопы перестали жевать. Светлана Юрьевна отложила недоеденный пончик, вытерла лицо от сахарной пудры и широким жестом предложила Крестовскому ответить на вопрос. Он кивнул ей и улыбнулся мне.

- Не темные, - поправил меня Крестовский. – Темные, это те, кто отдался тьме, кто служит ей, кто принадлежит ей. Мы же используем ее. Тьма поразила нас, как Болезнь. И мы приняли ее. Приняли как неизбежность, как часть себя, - он засмеялся. – Это не мои слова, это слова Данилина, но они чертовски верны. От себя скажу…, - он замялся, подбирая слова.

Крестовский подбирал слова! Обычно если Петр Андреевич не находил, что сказать, в речи его появлялся мат, который все и всем быстро объяснял. Но сейчас Крестовский подбирал слова.

- Точнее, не скажу, что владеем ей, это было бы совсем не верно, но мы стараемся сделать так, чтобы тьма, служила людям. Если хочешь, то в наших руках тьма служит свету. Понимаю, звучит пафосно, но так есть, - он улыбнулся. Грустно, мрачно, обреченно.

- И она не сопротивляется? Тьма? Она же не глина, не энергия в чистом виде, из нее не слишком-то получается заклинания плести. Да, Светлана Юрьевна, я видел, как вы это делаете, я делал это сам, потому и знаю, что это сложно. С обычной магией легче, твое желание, знание плетения, и энергия эфира. Все. С тьмой все не так, с ней сложнее. Я не знаю, она мне иногда кажется живой, ну или разумной. Я, когда паучков создаю, так они лапки еще не отрастили, а уже удрать пытаются.

- То есть, - вставила Светлана Юрьевна, - ты, Глеб, знаешь, что она, тьма, она живая.

- Ну, я бы так не сказал, - я пожал плечами. – Бесформенная, та что по углам прячется не живая. А та, что обретает форму…

- Я же тебе говорила! – не дав мне закончить, расхохоталась она. – Я говорила!

- Да, да, - лениво отмахнулся Петр Андреевич. – Ты говорила, признаю свое поражение.

- Это вы, о чем? – я напрягся.

- Ты не просто создаешь паучков из темной энергии. Ты чувствуешь в них жизнь. Ты чувствуешь жизнь в самой тьме, пропуская через себя темные стихии, - пояснила Светлана Юрьевна, еще больше меня запутав. – Но ни я, ни Петр Андреевич, ни ты сам, ни, скорей всего, Данилин не знаем, как это работает, и что с этим можно сделать.

- И что вообще с этим делать, - вздохнул Крестовский, взял булку, покрутил ее в руках, поставил на тарелку и чиркнув спичкой закурил.

- Никто не знает, - выпуская дым задумчиво произнес он. - Да это и не важно. Совершенно не важно, как это работает. Важно, что оно работает.

- И вы не знаете, как?

- Я не знаю, - пожал плечами Крестовский. - Светлана не знает, - он кивнул на улыбающуюся женщину. - И клопы тоже не знают, - он подмигнул мне.

Я улыбнулся, порадовало, что случайно брошенное слово прижилось. Тем более, что для парней оно подходит идеально.

- А кто-то знает? Хоть кто-нибудь знает?

- Нет. А вообще, спроси у Данилина. Он знает чуть больше нашего. Он не ответит, я в этом почти уверен, но ты все равно спроси.

- Я спрошу, - кивнул я. – А кто он? Этот самый Данилин? Я видел его всего два раза, но мне он показался весьма неприятным человеком.

- Вот! – Крестовский поднял вверх указательный палец.

Больше он ничего не сказал, но весьма красноречиво посмотрел на Светлану Юрьевну. Та, заскрипела зубами, схватила с тарелки пончик, засунула его в рот целиком и принялась жевать.

- Ты, Глеб, прав. Данилин весьма неприятный тип, - раскуривая папиросу произнес Крестовский. – Но, - выпустив дым улыбнулся он, - ты, Глеб, не прав, Данилин весьма хороший человек. Своеобразный, но хороший. Как бы тебе сказать, он, чертов фанатик. Он ведет войну, которую не в состоянии выиграть. И он это знает. И ради этой войны, ради маленьких побед он жертвует многим. И многими, - Крестовский тяжело вздохнул, глубоко затянулся, и выпустил дым спрятав за ним лицо. – И все же, не смотря на все свои недостатки и чертову баранью упертость, он хороший человек. Если бы не он, то нас бы здесь не было. Никого, - Петр Андреевич странно улыбнулся и замолчал.

- Ничего не понял, - признался я. – Какая война? Какие жертвы?

- Данилин объяснит лучше, - Петр Андреевич затушил папиросу, достал новую, сложил мундштук, зажал ее в зубах, но не прикурил. – Он говорить умеет, и знает больше. Я тоже умею, но не слишком люблю, - я про себя хмыкнул. – Если коротко. Мы все поражены тьмой, она как болезнь, и она заражает все больше людей. Данилин не доктор, не хирург. То, что делает он, похоже на самоубийственный марш больного чумой человека в бандитский квартал, ради очищения города. Только он не знает, что все бандиты тоже больны, а город закрыт. И все равно умрут. Чуть раньше, чуть позже. Похоже, но не совсем. У Данилина все еще хуже, он знает, что город заперт и никто не выйдет из него живым, и все же он идет в квартал к бандитам с оружием в руках.

- Петр Андреевич, - я засмеялся, - поздравляю вас, я думал у вас не получится, но вы смогли. Вы, Петр Андреевич, пытаясь объяснить, запутали меня еще больше.

- Дождись Данилина, - Крестовский прикурил от свечи. – Дождись его, он объяснит лучше. Да и лучше пусть он объяснит, я не хочу за него отдуваться. Два дня. Не долго. Дождись его, тем более что…. Что?! – Крестовский привстал, он смотрел поверх меня в сторону двери, и в глазах его медленно проступал страх. – Проша, что?

- Степка, - выдохнул застывший в дверях, несуразный Прохор. – Степка пропал.

Глава 25

— В каком смысле пропал? — проговорил Петр Андреевич сквозь зубы, и глубоко затянулся