Читать книгу - "Быть драконом - Андрей Стерхов"

— Шеф, а что там с последним делом? — тем временем спросила Лера.

— Отработано и сдано в архив, — доложил я.

— А вы помните, что мне обещали?

— Ты насчёт похода в ресторан?

— Ага, шеф.

Голос Леры стал игривым.

— Мужик обещал, мужик сделает, — весомо сказал я и осмотрел кухню с порога: «Что пропустил?»

— Шеф, а чем вы сейчас занимаетесь?

— Миросозерцанием.

— В смысле… А-а-а! — Лера хихикнула. — Поняла. Расслабляетесь после окончания дела. Да?

— Типа того, — шаря взглядом по кухне, сказал я.

Думал, что на том моя непоседливая помощница и закончит своё ля-ля, но не тут-то было. Похмыкав на все лады, сказала:

— Шеф, вы просили при случае напомнить об одной штуке.

— Я? Просил? Напомнить?

— Просили-просили.

— Ну, тогда напоминай.

И тут я понял, куда нос ещё не совал. В пепельницу. Стояла на столе такая. Тяжёлая, хрустальная, сделанная на манер тополиного листа.

— Вы, шеф, просили напомнить, — сказала Лера, — что Зло не всегда Зло, а Добро не всегда Добро.

— Спасибо за напоминание, — без тени иронии поблагодарил я, перешагивая через труп.

— Шеф, у меня вопрос в тему, — не унималась Лера.

— Задавай, — разрешил я, вытащил из ящика стола вилку и стал ковыряться в пепельнице

— Как это Зло может не быть Злом? Оно же Зло.

Все окурки (а было их с десяток), оказались одной марки. То ли убийца был некурящим, то ли предусмотрительным — свои забрал. А может, курил хозяйские. В любом случае требуется экспертиза слюны, что мне недоступно.

— Сейчас объясню, — продолжая ковырять в пепельнице, пообещал я Лере. — Но прежде скажи, что является мерилом Добра и Зла?

— Не знаю, — помолчав, призналась девушка.

Раскидав окурки по бортам пепельницы, я обнаружил попку огурца, колбасную шкурку и — к своей вящей радости — обгоревшую полоску бумаги размером с трамвайный билет. Подцепив, вытащил. И при этом не забывал про девушку, втолковывал ей:

— Человек, незамутнённая моя подруга, является мерилом Добра и Зла. Че-ло-век. А что это означает?

— Что?

— А это означает, Лера, что ты и только ты решаешь, что есть Добро, а что есть Зло. Смотрела фильм «От рассвета до заката»?

— Конечно, — фыркнула Лера. — Ужастик Родригеса.

На откопанной бумажке читалась выведенная чёрной шариковой ручкой цифра «3» (или недогоревшая «8»), а чуть ниже аббревиатура «ДЧХ».

— Помнишь, братьев-убивцев, которых Клуни и Тарантино играют? — разглядывая любопытную находку, спросил я.

— Помню, конечно.

— А теперь вспомни, какое у тебя к ним отношение было. Думаю, в начале фильма ты считала их конченными отморозками. Воплощённым Злом. Я прав?

— Точно, шеф.

«Наверное, был записан чей-то телефон и, чтобы не забыл, чей, инициалы проставлены», — подумал я, а вслух произнёс:

— Но когда персонал салуна «Большие сиськи» превратился в монстров, твоё отношение к братишкам резко изменилось. Не так ли?

— Точно, — вновь согласилась Лера. — Они же там биться стали с оборотнями. Клуни вообще оказался милашкой. И девчонка в него втюрилась.

— О чём и толкую, — прикидывая, как можно расшифровать инициалы, сказал я. — Когда на сцену вышло Абсолютное Зло, тогда то, что ты до этого считала Злом, перестало быть таковым. Получается, Зло не всегда Зло. Что и требовалось доказать. Понятно?

— Понятно, шеф, — вздохнула Лера. — Только…

— Что ещё?

— Скажите, шеф, но ведь Добро всё равно победит Зло? Да? Ведь да?

Я не понимал, шутит она или говорит всерьёз. Выяснять не стал и сказал, не меняя назидательной интонации:

— Лера, реальный мир — не голливудский блокбастер с обязательным хэппи-эндом. Окончательная победа Добра, как и победа Зла, невозможна в принципе.

— Но почему, шеф?

— Как абсолютный хаос, так и абсолютный порядок не допускают существования разумной жизни. А это, значит, что в результате победы любого их этих двух начал, тебя, Лера, не станет. А если не станет мерила, кто определит — Добро победило или Зло? Врубаешься, о чём я?

— Шеф, вы Морфиус, — помолчав, сказала девушка.

— В смысле? — не понял я.

— Зачем толкнули ребёнка в пустыню реальности?

— Кто-то ведь должен был это сделать.

— Лучше бы вы меня… — начал была Лера и вдруг замокла.

— Что «лучше бы вы меня»? — вкрадчивым голосом уточнил я.

Она смущённо промямлила:

— Ладно, шеф, проехали. Решайте все вопросы побыстрее, я долго в клетке не выдержу. Пока-пока.

И сразу отключилась, я даже попрощаться не успел.

Вернув найденную бумажку на место (улика как ни как), я — чтобы не отнимать хлеб у оперов — придал композиции в пепельнице прежний живописный вид. Протёр вилку полотенцем, закинул в ящик и пошёл на выход. Делать мне в квартире Белобородова было больше нечего.

Пока спускался, раздумывал над этими «ДЧХ». Думал: «Фамилия-имя-отчество или имя-отчество-фамилия?» В любом случае смущала буква «Ч». Какое русское имя начинается с этой буквы? Чук? Чехонте? Чебурашка? Сходу вспомнить не смог. Но, выйдя из подъезда, вспомнил — Чеслав.

Во дворе вокруг детской площадки, огороженной крашенными шинами, по прежнему гонял на велике стриженный под «ноль» пацан. Заходил, он гонял. Выхожу, всё гоняет. Класс шестой-седьмой. Или пятый откормленный.

— Эй, пацан! — окликнул я его, усаживаясь на вкопанную в землю шину.

Он подъехал.

— Чего, дядь?

— Лысина не мёрзнет?

— Не-а.

— А пацаны не дразнят?

— Так-то нет.

В это время ожил мобильник, на связь вышел Ашгарр.

— Занят, перезвоню, — оборвал я его на полуслове и снова обратился к пацану: — Давно тут катаешься?

— Так-то да. Давно.

— Слушай, я тут товарища ищу. Скажи, не выходил из третьего подъезда такой маленький и толстый?

— Не-а, не видел.

— Точно?

— Так-то, да. Лёшки Решетникова мамка выходила, потом бабка с пятого, сантехник ещё, который не сантехник.

Я зацепился:

— Как это «сантехник, который не сантехник»?

— Это я сначала подумал, что сантехник, — пояснил пацан. — Но у нас же сантехником батя Вовки Труфанова, и я подумал — нет, не сантехник.