Читать книгу - "Лунный ветер - Евгения Сафонова"

Да… душа дамы с портрета явно уступала красотой её лицу.

— Когда я выяснил всё это, супруга моя была уже на последнем месяце беременности, и тревожить её отповедью в столь деликатном положении я не стал. Я размышлял о том, что же теперь мне делать и с ней, и с этим ребёнком, молча. Но боги любят злые шутки, и они избавили меня от необходимости находить ответ. — Он прикрыл глаза. — Тогда мы расследовали дело одного человека… очень влиятельного, очень опасного. И не отступали, хотя все вокруг твердили, как сильно мы рискуем. В конце концов нам стали открыто угрожать. Пытались ударить по нам самим, но Инквизиторов нелегко застать врасплох. Следом пригрозили ударить по нашим семьям. Другие призадумались, но я был молод и настолько глуп, что мнил: я справлюсь с чем и кем угодно. Этот выродок может говорить всё, что хочет, но я засажу и его, и всю его шайку за решётку раньше, чем он осмелится привести свои угрозы в действие… так я считал. — Он снова помолчал, и губы его — даже спустя все эти годы — исказила страшная кривая улыбка. — Мне весьма убедительно доказали мою неправоту.

Пауза, воцарившаяся следом за этими словами, была такой долгой, что я не выдержала.

— Её убили? — едва слышно выдохнула я, ужасаясь тому, что говорю. — И ребёнка?

— Десять ножевых ранений. Пять из них — в живот. До родов оставались считанные дни. — Он говорил так сухо и бесстрастно, будто просто цитировал один из отчётов следователей по делу. — Я в то время был в штаб-квартире нашего отдела. Убийцы пробрались прямо в дом, взломав магическую защиту. Хотели подставить меня на благодатной почве: обезумевший от ревности муж-рогоносец нанял убийц. Не вышло. И пусть мои коллеги после этого действительно отступились, но я… та сволочь выбрала меня, самого молодого, в качестве предостережения остальным. Думал, я сломаюсь, а даже если продолжу копать под него, расправиться со мной, получившим такой удар, не составит труда. Он ошибся. Я пошёл по его следу до конца, жаждая крови, как бешеный пёс, и месть стала для меня всем. Месть за ту, что всегда мне лгала и никогда не любила, и за ребёнка, который почти наверняка не был моим… зачем? Я сам не знал. Но я добрался до врагов раньше, чем они до меня. И тот, кто стоял за смертью моей семьи, в итоге отправился на виселицу, а я получил несказанное наслаждение, наблюдая за его предсмертной агонией. — Резко отпрянув, Гэбриэл отвернулся, чтобы неторопливо зашагать по каменной дорожке: туда-сюда, до дверей крипты и обратно, при развороте взметывая полами сюртука. — Придя к выводу, что семейного счастья мне обрести не суждено, я решил посвятить свою жизнь работе, и ей одной. Я находил плюс в том, что теперь меня ничто не сдерживает. Отныне не было никого, кому могли бы навредить мои действия, и я мог заходить так далеко, как считал нужным, рискуя исключительно собственной шкурой. Но чем выше я поднимался по карьерной лестнице, тем чаще слышал предложения, от которых мало кто смог бы отказаться. Я отказывался. Я раскрывал все дела, которые попадали мне в руки. Сколько скелетов я вытащил из шкафов добропорядочных джентльменов, сколько сора вымел из-под ковров достопочтенных леди, сколько грехов отыскал за душами их избалованных детишек… Я сажал и вешал богатых и знатных ублюдков наравне с ублюдками нищими, и мне не было дела до титулов. В итоге немало влиятельных персон затаило на меня зуб, и меня признали крайне… неудобным человеком. Тогда предложения закончились, зато начались провокации, вызывавшие у меня только смех. Впрочем, в конце концов мне подбросили парочку запрещённых тёмных артефактов, ранее похищенных из хранилища Инквизиции, к которому я имел доступ. Продавший их на чёрном рынке получил бы сотни тысяч. Хотя подставляли меня почти филигранно, суд меня оправдал; однако истинного зодчего так и не нашли, и пошёл слух, что я просто сумел выйти сухим из воды благодаря своим блестящим профессиональным навыкам. Имя моё было опорочено, и вскоре меня отправили в отставку. После этого окружающие окончательно уверились в том, что в действительности я виновен. Даже немногие друзья отвернулись от меня, решив, что Инквизиция просто не захотела публично марать имя одного из лучших своих слуг, пороча тем самым всю организацию, а предпочла замять дело и избавиться от паршивой овцы тихо. Тогда-то, уже во второй раз лишённый того, что составляло цель и смысл моей жизни, я и решил, что негоже оставлять моё наказание без преступления. Я пошёл против закона, который ранее так яростно защищал и который так весело надо мной посмеялся, и занялся почти тем же, в чём меня обвинили. Контрабандой. — Развернувшись в очередной раз, он с каким-то ожесточением вдавил каблуки в камень дорожки. — Пожалуй, не буду оскорблять ваши невинные ушки перечислением того, чем я занимался следующие годы помимо неё. Сам порой удивляюсь, как меня миновала участь подцепить срамную болезнь или скончаться в грязном притоне, где я не раз коротал ночи в объятиях очередной шлюхи, будучи смертельно пьяным от абсента и кокаина, — но она меня миновала. Ни арестовать меня, ни предъявить мне сколько-нибудь серьёзные обвинения наша доблестная стража не могла, ведь когда я действительно вознамерился преступить закон, я никому не позволил бы себя поймать. Я способствовал тому, чтобы обо мне распускали абсолютно правдивые слухи, и смеялся, наблюдая за беспомощностью тех, кому полагалось меня остановить. В конце концов я сделался неприлично богат, моя жажда мести мирозданию и властям удовлетворилась сполна, а распутная и преступная жизнь успела смертельно мне надоесть. В итоге я решил отойти от дел и обзавестись тихим гнёздышком в тихом местечке, удалившись на покой подальше от суетной столицы…

— И купили Хепберн-парк, — прошептала я, подводя его историю к точке.

Я поняла не всё из того, что он говорил. К примеру, что за болезнь он подразумевал под «срамной». Но переспрашивать, что имелось в виду, желания не возникло.

— Да. Я купил Хепберн-парк. Впрочем, как выяснилось, место это не столь тихо, безмятежно и пасторально, каким я себе его представлял. — Наконец остановившись прямо напротив меня, Гэбриэл склонил голову набок. — Ну как, удовлетворил я ваше любопытство? Рассказал вам достаточно, чтобы за своими фантазиями об инфернальном тёмном принце вы наконец разглядели обычного потасканного смертного? Довольно, чтобы отбить у вас всякое желание в дальнейшем искать моего общества?

Я разомкнула губы, снова пытаясь сказать, что всё совсем не так… но ком в горле, вызванный болью за него, пережившего все эти удары судьбы, и стыдом за себя, домыслившей про него всю эту чушь, помешал мне сделать это.

Лицо его вдруг сделалось непроницаемым.

Конечно, он истолковал моё молчание по-своему.

— Я… я не…

Я сумела выдавить только это, прежде чем голос дал осечку, а навернувшиеся вдруг слёзы вынудили меня опустить голову.

Конечно, это он тоже истолковал по-своему.

— Ваша сказочка про злого волка и его жертву была хороша, не спорю. Но, полагаю, теперь нам обоим пришла пора с нею попрощаться. — Гэбриэл отвесил мне издевательский поклон. — Добро пожаловать в реальный мир, мисс Лочестер.

В последний раз отвернувшись, он стремительно направился прочь, к выходу с храмовой земли. Я потянулась за ним, протянула руку, чтобы схватить его, остановить, удержать; но он уже скрылся в тумане, а я осталась стоять в темноте, глядя ему вслед.