Читать книгу - "Дежавю - Татьяна Шмидко"

– Покорно благодарю, сударыня! Но я вынужден отказаться. Я не пью вино.

Катарина потеряла ко мне коммерческий интерес, хотя пару непристойных мыслей у нее промелькнуло.

– Мадам, я вынужден покинуть вас, – сказал я с поклоном.

– О нет, сударь! Ну куда же вы пойдете в такой дождь, да еще и ночью! – горячо сказала Адель, привстав на локте. Ее глаза горели лихорадочным блеском, но она попыталась дружелюбно улыбнуться.

В ее мыслях уже царил полный бардак. Она то жалела, что умрет, то радовалась, что не выйдет за Джакоба замуж в связи с этим. Потом горевала, что не увидит Венецию. Потом жалела, что не проедется на верблюде и не увидит Сахару своими глазами. Но самое главное – она не узнает меня. Не разгадает мои тайны, не растопит мою сдержанность, не увидит, как мой контроль рухнет к ее ногам. Я наклонил голову на бок, изучая ее. Интересно, а сможет ли она принять меня таким, каков я есть?

С мыслью о несправедливости судьбы она упала на кушетку и ее сознание стало ускользать. Ей бы развязать корсет, чтобы она могла дышать! Но вместо этого служанка только накрыла ее теплой шкурой! Это при лихорадке и возле камина! Это будет глупая и бессмысленная стотысячная смерть, виденная мною. Но я был с ней не согласен!

Все, что я мог сделать сейчас, – это поклониться им обоим и уйти. На дворе было темно, и вода была повсюду. Мне почему-то было трудно сделать шаг наружу. Словно что-то тянуло меня назад. Я не привык к такому и со злостью переступил порог. Еще примерно минуту я вышагивал вверх по склону. Когда дом скрылся из виду, помчался через потоки воды к себе, наверх, доказывая себе свою свободу.

Но мои мысли сами возвращались к Адель. Я снова безуспешно попытался выкинуть ее из головы – знал ее не более трех часов, а она вторгалась в мое сознание вновь и вновь.

В моем доме было темно и тихо, как всегда. Я поставил пилу в угол и замер посреди комнаты, пытаясь осмыслить все перемены, которые произошли сегодня. И был поражен.

Я был уверен, что в моей жизни произошло все, что только могло произойти: слава, преданность, злоключения, победы – бесконечные победы, богатство, знания, поражения. И в некоторой степени ожидал заката своего существования. Но я был растерян и удивлен.

Не ароматом крови Адель, который был прекраснее все известных мне запахов. Не тем, что внезапно стал чувствовать вообще. Нет. Меня удивило осознание того факта, что смысл моего существования сейчас лежал с температурой в паре миль от того места, на котором я стоял. Как будто часть моей сущности отделилась от меня и стала самостоятельно существовать, призывая соединиться вновь. И то, что я стою здесь, а она практически умирает там, казалось мне нелогичным и большим промахом с моей стороны.

Я замер на месте и не знаю, сколько так простоял, но когда очнулся, то поклялся себе вылечить Адель и оберегать ее как самое дорогое, что есть у меня.

г. Калелья, апрель 1345 г.

Сегодня с утра было солнечно. Такие дни были для меня днями восполнения сил. Ночью, по старой привычке, я немного поиграл с животным, чтобы в крови было много адреналина – так кровь была вкуснее. После удачной охоты вернулся к усадьбе Адель. Я нашел место, из которого мог безопасно наблюдать за ней. Примерно в сотне метров от усадьбы гора круто шла вверх, и я привычно стоял за большой сосной на ее склоне. Дом был передо мной словно на ладони, а особенно – заветное окно.

Возле большого окна сидела Адель, исхудавшая и с синяками под глазами. Первый месяц, проведенный на пороге жизни и смерти, сделал ее мудрее и старше. Второй месяц, во время которого она восстанавливала свое здоровье, дал ей много времени для размышлений. Ее разум стал более прагматичным, словно она осознала суровые правила реальной жизни. Она поняла, что уйти из этого мира так же просто, как и попасть в него, но бессмысленно проживать отрезок времени между этими двумя событиями она не желала: слишком много всего неизвестного, манящего и стоящего изучения. Третий месяц она мечтала.

Сегодня, в это прекрасное апрельское утро воздух был как никогда невесом, и напоен запахом просохшей травы. Бугенвиллея только начала цветение, но все равно стена вокруг ее окна была похожа на лиловый ковер.

Адель делала наброски в альбоме, накручивая золотистый локон волос на палец левой руки. Снова и снова она рисовала лица, которое довольно часто видела в лихорадочном бреду: мамы, служанки, лекаря, отца, брата и… мое. Она все никак не могла нарисовать его так, как запомнила – будто я наклонился над ней и заглядываю в глаза.

Потерять осторожность – это вообще не было похоже на меня! Пару раз она открывала глаза, когда я поил ее горькими лекарствами из трав или прикасался к ее векам ледяными пальцами, чтобы проверить зрачки. Боялся, что температура повредит сетчатку. Надеялся, что она в бреду ничего не заметит. Но, оказывается, заметила. И теперь мучается от неизвестности – не могла решить: показалось ей или нет.

Было нетрудно тайком пробираться в ее комнату через окно каждую ночь. Неслышно ступать по комнате в темноте и рассматривать ее содержимое. Множество книг, довольно неплохие рисунки в альбоме. Засушенные травы и незаконченное вышивание. Детский деревянный меч в углу и коллекция минералов, и срисованный из книги атлас исследованных земель, который висел над ее кроватью. Она даже сделала несколько комментариев на полях и разметила маршрут пунктирной линией. Он пролегал через всю Европу и заканчивался на Ближнем Востоке, на фигурке смешного нарисованного верблюда.

И ее мать думала выдать ее за мясника? Она же сбежит от него или сойдет с ума от скуки! Мне нравилось смотреть, как меняются выражения ее лица, когда она спала. Ее сны были похожи на бесконечный рой картинок. Она перескакивала с одного на другое и только под утро могла увидеть четкие сны. Она то хмурилась, то беспокойно вскидывала брови, то недовольно воевала с одеялом, часто бормотала во сне. И главное, что все ее сны полны жизни. Она была переполненная ею и воспринимала все иначе, чем удивляла меня и интриговала.

В медицинских целях мне приходилось вдыхать ее запах несколько раз за ночь. Это было больно и волнующе одновременно. Я ждал этих моментов, хотя и боялся, что не сдержусь. Но с каждым разом становилось все легче и легче. Я определил, что воспаление в легких удалось вылечить, но до полного выздоровления было еще далеко.

Пару раз пришлось пробираться в дом местного лекаря. Этот жирный боров сам был болен. И его недомогания происходили от незнания элементарных правил гигиены. Но мне он был безразличен и нужен только в качестве марионетки. Я внушал ему новый подход к лечению Адель, который исключал кровопускание, применение пиявок и поедание сушеных корешков пиона. А еще приказал ему убедить Катарину совершать с Аделью пешие прогулки или просто отпускать гулять по усадьбе. Умеренная ходьба и свежий воздух помогут быстрей восстановить силы. Приказал исключить из рациона вино и жирное мясо. Катарина изумлялась, но выбора у нее не было, тем более что она видела, как Адель быстро идет на поправку и особенно не возражала против такого новаторского лечения.