Читать книгу - "Дежавю - Татьяна Шмидко"

Через двое суток их нашли.

Так Адель наполовину осиротела, но это было не главное. На шее Жана мама нашла две раны, и он выглядел сильно исхудавшим. У отца шея была сломана, а на спине, словно от удара лапы медведя, зияли три глубоких раны. Она все это тщательно скрыла, похоронила мужа и сына под раскидистым кленом возле реки, и в страхе они покинули те места.

Я стал внимательнее вслушиваться в ее воспоминания. Некоторые события из моего прошлого всплыли в памяти. Жан, судя по всему, погиб от нападения моего сородича, а отец от нападения оборотня. Меня это обеспокоило, потому что, судя по ее воспоминаниям, это было не так далеко отсюда по меркам вампиров и оборотней. Мы измеряли расстояние континентами и время – десятилетиями, а это нападение произошло всего год назад.

Мы временами обнаруживали стаи оборотней и все силы бросали на то, чтобы выследить и уничтожить их, потому что их количество за пару лет могло возрастать в разы. А потом они нападали на нас, то по одному, то всей стаей. Поэтому, как только они появлялись на наших территориях – даже прекращались междоусобные войны между кланами, и мы прилагали максимум усилий для их уничтожения.

Когда мы выбрались из влажной долины, нас ожидал крутой подъем в гору. Учитывая дождь, это было непростой задачей. Для смертного. Я уверено зашагал вверх, не сбавляя темпа. Потому что девушка уже сильно продрогла, и не нужно было вдыхать ее запах, чтобы определить переохлаждение. Но она, казалось, совсем этого не замечала.

Девушка неловко пыталась плотнее закутаться в мокрый плащ и дрожала, неосознанно стремясь крепче прижаться ко мне. Она совершенно точно знала, что ни за что просто так меня не отпустит. И уже достаточно долго перебирала возможные вопросы и полные достоинства фразы, которыми надеялась продолжить наше знакомство. Больше всего на свете она не боялась заболеть и умереть от горячки. Нет. Она боялась, что я уйду и она больше никогда не увидит меня. Юная особа даже решила придумать какую-то причину, чтобы пригласить меня на ужин. Но боялась, что ее мама не допустит этого. Как снова заговорить, она не знала, хотя очень хотела услышать мой голос. Я бы рассказал ей, сколько раз этот бархатный голос давал приказ на уничтожение… А пока что мы продвигались к дому в полной тишине, которую только разбавляло мерное хлюпанье моих сапог по вязкой грязи.

Адель очень хотела посмотреть наверх, но ей мешала выбранная тактика отчужденности. И это было мудро с ее стороны, хотя ей очень хотелось увидеть мое лицо. Я для верности немного повернул голову в сторону. Чего только люди не думали, глядя на меня. Лидировали суеверный страх и подозрения в причастности к нечистой силе. А мне не хотелось, чтобы она снова испугалась. И почему меня это волнует? Мне не стоило и дальше ею очаровываться, потому что в таком случае мне будет труднее… выполнить требование закона.

Но она была такой ранимой и светлой, наблюдательной и мечтательной одновременно! Я словно окунулся в неведомый доселе мир. Более светлый, словно раскрашенный витраж в солнечный день и, к тому же, неразбавленно-чистый. Я не хотел потерять ее. И определено не хотел убивать.

Обнаружить такое стремление в себе мне было само по себе обнадеживающе. Невероятно, но за какой-то час общения с Адель я почувствовал такой прогресс на пути к внутренней свободе, что от этого открытия неосознанно остановился.

Чтобы не терзать свое сердце тяжелыми воспоминаниями, Адель волевым усилием заставила себя думать о чем-нибудь приятном. Например о том, как снова со мной заговорить.

– Вам, наверное, тяжело? – виновато спросила Адель, пытаясь заглянуть мне в глаза. Она по-своему восприняла мою внезапную остановку.

В ответ только неопределенно пожал плечами и продолжил путь. Моя молчаливость сбивала ее с толку, так как по правилам вежливости следовало нагородить ей пару десятков витиеватых фраз. Я и не против, но для этого нужно было вдохнуть воздух и, соответственно, ее запах. А я решил пока что оставить ее в живых.

Девушка подумала, что я не совсем доволен тем, что посреди ночи приходится тащить незнакомку неизвестно куда. Адель вдруг забеспокоилась, что до дома осталось всего ничего. Воспоминание о доме родило его образ в ее сознании. Двухэтажное здание с большими окнами я узнал сразу. Когда я приехал сюда, то думал купить этот пустующий особняк. Но он стоял слишком близко к дороге, а мне не хотелось часто пересекаться с местными жителями. Поэтому я приобрел более ветхое и непрезентабельное строение выше, в горах.

* * *

Последние метры до дома мы преодолели легко, хотя дождь еще больше усилился. Дом уютно располагался на холме, откуда открывался великолепный вид на море. Раскидистые ветви двух старых вязов, должно быть, отлично закрывали дом от полуденного солнца во время летней жары. А по фронтону каменного здания протянулись толстые виноградные плети, перепутанные с лианами бугенвиллеи и капсиса, образуя сплошной зеленый ковер, и доставали до оранжевой черепицы крыши, оставив в покое только окна. Новые хозяева хорошо потрудились над садом и лужайкой. Даже сейчас было видно, что садовник у них прекрасный. Хотя чувствовалось, что этот дом еще не обжит как следует – холодные камни стен и бревна перекрытий хранили давний холод, накопленный за пару лет запустения.

Внутри дома Адель билось пять сердец, а в камине ярко горел огонь. Отлично! Забота родных и тепло домашнего очага – это было все, что сейчас нужно Адель. Я уверенно постучал в дверь и служанка Адель, Жанна, торопливо побежала к дверям и резко их распахнула.

– Ох, госпожа! Что с вами случилось? Вы же должны были заночевать в доме госпожи Чанианни! – сказала она с ужасом, рассматривая бледную Адель, лежащую у меня на руках.

«Да, и слушать в двадцатый раз историю ее трагической любви… Лучше уж я поползу домой сквозь бурю и снег!» – подумала Адель.

– Добрый вечер! Вы позволите мне занести девушку внутрь? – спросил я терпеливо. – Желательно в комнату, где растоплен камин.

– Да-да! Конечно! Идите за мной, – сказала Жанна, уводя меня внутрь дома. – Как же вы так, госпожа? Должно быть очень замерзли, да? А где Уголек?

Но Адель не реагировала на причитание суетливой служанки. Она безучастно смотрела перед собой и думала о том, что вот и все, мы пришли – больше она меня никогда не увидит. Я уйду по своим дровосечьим делам, а она с горя уйдет в монастырь. Уголки ее губ поползли вниз и она украдкой вздохнула. Я решительно занес ее в гостиную, ловя восхищение служанки от такой романтической картины.

В комнате было просторно, обстановка была небогатой. На стенах висели портреты чужой семьи и старинные гобелены со сценами охоты на оленей. Мебель была довольно грубой, но зато крепкой. Видимо, новые хозяева ничего не стали менять или не могли себе этого позволить. Было видно, что в этот небогатый дом хозяева принесли остатки былой роскошной жизни – серебряные канделябры и посуда выглядели нелепо на деревенском столе, застеленном, однако, дорогой скатертью.

На шум, который подняла Жанна, сбежались все слуги, и спустилась со второго этажа мать Адель Катарина – немолодая уже женщина, когда-то очень миловидная. Но время и пережитое горе добавили седины в ее каштановые волосы, а тонкая линия губ говорила о строгом и скупом на эмоции характере. Юркие карие глаза смотрели оценивающе. Она успела прикинуть, что я гожусь в женихи, так что со мной следует быть повежливей, а само «героическое спасение» ее дочери можно раздуть до намерений жениться. Буду я свататься или нет, не важно – это добавит очков Адели как невесте. Ведь у дочки бургомистра целых четыре жениха и весь город это обсуждает, считая ее самой завидной невестой. Но только Катарина была уверена, что ее строптивая дочь будет снова вставлять ей палки в колеса и протестовать. И это произойдет только в том случае, если Адель выживет после такого пренеприятного инцидента. Но, мечтать было некогда, нужно было действовать. Так, у нее явно «пунктик» относительно женихов. И никакого беспокойства по поводу здоровья дочери, только глухое раздражение: «эта девчонка снова нашла неприятности!» Она попыталась унять раздражение и коротко сказала: