Читать книгу - "Телевизор. Исповедь одного шпиона - Борис Мячин"

– В Венецию? – простонал я. – Не могу, хоть убейте… Вы же знаете, Василий Яковлевич, я болен…

– А, дама сердца! – догадался Батурин. – У меня тоже была когда-то… дама…

Я сказал, что читал в газете про Татьяну Андреевну; Батурин вздохнул, потом достал платок, высморкался и молча кивнул.

– Буду откровенен с тобою, юнкер. Ты хорошо знаешь положение дел при дворе, знаешь, что Панины не ладят с Орловыми, и что позиция Панина слаба; ежели императрица снимет Никиту Иваныча, полетят головы, и первой будет моя. Успех же венецианского предприятия может помочь вернуть расположение Екатерины Алексевны…

Он замолчал. Я тоже умолк. Так продлилось около минуты. Потом где-то далеко начали бить городские часы.

– Василий Яковлевич, – сказал я, наконец, – ежели коллегия решила анлевировать этого литовца и потребно мое участие, я готов к действию. Один человек сказал как-то, что единственно приличная русскому человеку авантюра состоит в том, чтобы верою и правдой служить Е. И. В. Но вы должны мне пообещать, что сие временно и что я вернусь в Лейпциг.

Батурин протянул мне руку.

– Даю тебе честное слово! – воскликнул он. – И да, обещаю похлопотать о небольшой прибавке к твоей стипендии. В конце концов, К. И. Д. нуждается в образованных сотрудниках…

* * *

Я пошел в Гогенталише-хаус, чтобы проститься с Фефой. Немцы всё репетировали свою модную историческую трагедию.

– Es lebe die Freiheit!^[176] – кричал со сцены Берлихинген.

Дурацкая пьеса, подумал я; этот Берлихинген предал свое же собственное войско, проиграл войну, а драма изображает его идеальным рыцарем; тоже мне маркиз Пугачев.

– Фефа, – сказал я в гримерной, – я уезжаю в Италию, ненадолго. Есть одно незаконченное дело, дипломатического свойства… Но я хочу, чтобы ты знала: ты нужна мне; нужна, как вода заблудившемуся в пустыне человеку. Я небогат, но сейчас мне выпал шанс заручиться поддержкой своего начальства. Если всё сложится удачно, я получу чин и, возможно, смогу выбиться в люди. Я понимаю: ты хочешь выйти замуж за дворянина, а твой отец наверняка еще потребует финансовых гарантий…

– Мне плевать на деньги, – прервала мою речь Фефа. – Но меня волнует другое: почему ты всё время врешь? Я однажды приходила на Иоханнесгассе, и твой сосед Шмидт сказал мне, что у тебя какая-то странная болезнь; возможно, этой болезнью и объясняется твое вранье?

– Нет, – сказал я. – Всё совсем не так. Моя болезнь другого свойства. Я не могу тебе рассказать всего сейчас, Фефа! Клянусь, когда я приеду из Венеции, ты обо всем узнаешь. Но сейчас я не могу. Ты не готова еще услышать такое; я пытался рассказать об этом другой женщине, в России, а она только засмеялась…

– Значит, другой женщине, – недовольно произнесла она. – Вот как…

– Да, – еще больше запутался я, пытаясь оправдаться. – Другой, взрослой…

– Взро-о-ослой? – совсем разозлилась Фефа. – А я, по-твоему, кто, девочка? А ну, иди сюда! Я тебе докажу, я… я…

Я уверен, ежели бы современная наука перестала заниматься ерундой и обратила свое внимание на женскую натуру, она бы обнаружила непознанные континенты, по сравнению с которыми Австралия и весь Тихий океан – ничтожное пшеничное поле на краю сельского пруда. Ибо на женском континенте счастливый путешественник обнаружит горы Ревности, реки Обиды и туманные долины Тайны; смешанные в одной реторте, сии ингредиенты могут привести к внезапному взрыву чувств. Никогда не играйте с этими субстанциями, ежели вы не готовы однажды амурно капитулировать в театральной гримерке, среди битых флаконов, в куче средневековых костюмов, под крики немецкого рыцаря, настырно долбящего в запертую дверь своею железной рукой.